— Звать как? — спросил Петр.
— Антуфьев Никита. Сын Демидов.
— Хорош. — Петр зло притопнул ботфортом. — Жаден ты, Демидов.
— И предерзок! — добавил Меншиков. — Казенный завод ему подавай! А фузеи пущай делает, а, мин херц?
— Фузеи делать! — приказал Петр. — Вскорости приеду, погляжу.
— Выходит, Никита, ты и есть этот… с бугра, — съязвил Меншиков и обидно засмеялся.
Никита горестно опустил голову. Сорвалось! И вдобавок в такую кабалу впрягся!
Солнце уже скатилось за дальний лес, но небо еще было ярко.
Акинфий подкараулил Марью, когда она шла через кладбище к дому. Прячась за большим, черным крестом, он смотрел, как Марья положила на могилку охапку полевых цветов, посидела у изголовья, потом пошла по тропинке, петляющей меж могил. Была она светлоглазая, тоненькая.
Акинфий, таясь за кустами, обогнал девушку, спрятался за толстой, старой березой и вдруг выскочил перед Марьей, раскинув руки, и загукал по-совиному. Девушка тихо ойкнула, отпрянула в сторону. Стремительно нагнулась, подхватила с тропки увесистый камень.
— Это я, Акинфий! — едва успев увернуться, крикнул он. — Прости ради Христа, Марья… Попужать хотел малость…
— Простила уже… — мягко улыбнулась она, усаживаясь на ствол ивы. — Что ж ты столько времени не приходил? Иль другая приглянулась?
— Отец, чтоб его! — поморщился Акинфий и сел рядом. — С утра до ночи царю фузеи делаем! — Он разжал кулаки и показал ей незаживающие раны на ладонях
— Богатыми хотите быть? — тихо улыбнулась Марья, беря его руку, и осторожно подула на ладонь.
— По рублю да восемь гривен за фузею. В пору по миру идти, какое уж тут богатство… А он прям как взбесился! Думаешь, легко молотом-то махать?
— Вижу, что нелегко, — Марья сорвала два листа подорожника. — Приложи-ка…
— Где Акинфий? — строго спросил Никита Демидов, входя в кузню.
— Отлучился, — перекрывая работный шум, откликнулся младший сын Григорий. — По какой-то надобности.
Отец принялся осматривать готовые фузеи, что шеренгой стояли вдоль стены. Каждую чуть не на зуб пробовал.
— Эт-то хто исделал? — уставился на одну.
— Я, батя… — робко ответил Григорий.
— Кто ж так делает! Это ж позорище… — Никита прищурился. — Брат брата, стало быть, выручает… Это по-божески… — И вдруг хрястнул фузею о наковальню с такой силой, что погнул ствол, в щепы разнес ложе.
— Ежели наша затея лопнет, — жарко зашептал он, вжавшись бородою в сыновье ухо, — мы с матерью по миру пойдем… А перед тем тебя с Акишкой запорю до смерти! — Резко отстранился от сына, громыхнул на всю кузню: — Царю делаем!
