Бельчук поднялся, сопя и отдуваясь, грузно поприседал, разминая суставы, прошелся по просторному кабинету к двери, еще погруженный в молодость, и внезапно, повинуясь неосознанному импульсу, резко обернулся — от ощущения какой-то перемены, происшедшей то ли в комнате, то ли… A-а, исчезло солнце! Он быстро подошел к окну и, пользуясь широким обзором, оглядел небо, дотоле хваставшее голубизной первозданной. Бельчук мог присягнуть, что именно таким оно и было минуту, ну пять минут назад, и солнце светило вовсю, яркое, нарядное («Причепурилось! — всплыло словечко в доказательство. — Да и левым глазом чувствовал я его все время! Жмурился даже!»). Теперь же не было ни солнца, ни голубизны. Была сплошная чернота. Как будто очень аккуратно, педантично выкрасили небо черной-пречерной краской. И не кистью, валиком прокатали — до того ровно легла краска, без полутонов, подтеков, переходов. Эта вот черная ровность, в которой не обнаруживалось и намека на родные и понятные тучи, больше всего изумила и даже слегка встревожила Бельчука. «Надо будет вечерком сводку погоды послушать, наверняка скажут о каком-нибудь редком атмосферном явлении, которого лет триста не наблюдали. И все объяснится, как пить дать, очень просто…»
Успокоенный этой мыслью, он машинально глянул на крупные светящиеся цифры настольных электронных часов — они показывали четверть двенадцатого — и снова взял любимую колоду («Мои четки!»), разделил на две части, с сухим треском вогнал одну в другую. И выдернул карту из середины.
Это была семерка.
«Ну, знаете… Такое уже не смешит. День маленьких чудес. В атмосфере Земли и на земле Бельчука… Хотя, коль скоро это день экскурса в прошлое… Да, был я и семеркой. Когда моего начальника цапнули за руку и вручили — всего-то делов! — «пятерик» (впоследствии с его адвокатом я сплел тугую связку — с таким не сгинешь навсегда), заведовать складом определили меня. Номинально больше чем на семерку должность не тянет. Другое дело — ее возможности. Но разворачивался я осторожно, с учетом ошибок предшественника, поначалу не то что не шустрил — в левые разговоры не вступал. Клиентура — а она уже была куда попузатее — занервничала, мне дали понять, что кое-кого такой стиль не устраивает. Еще бы! Вот пустячок: пришел трейлер бруса; не поставь я на штабель трафарет «продано», его расхватает рядовой гражданин, труженик борозды и станка; нерядовой же гражданин останется при пиковом интересе, что его, естественно, огорчает, и он дает мне об этом знать. Тогда-то я и сделал зарубку: честный складской работник, да и вообще торговый, бывает не угоден — и своим, и иным прочим. Ах, до чего ж сладок был вывод: не я сворачиваю на кривую стежку — меня недвусмысленно на нее толкают… Но прочь лукавство! Именно толчка-то я и жаждал, как жаждут его повсюду мои собратья. Так марафонец нетерпеливо ждет выстрела стартера, чтобы устремиться к желанным лаврам. Желанным!..
