Вот так, не видя себя… зачем-то…
А потом она обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Тёмные глаза, непроницаемый взгляд. Она носила очки в тонкой оправе. Что ей нужно? Теперь так не делают. Люди больше не смотрят друг другу в глаза. Это недопустимо, невежливо, даже опасно. Это сродни нехорошему отражению. Мы с Павлином и Хендерсон всегда избегали встречаться взглядами, и вот вдруг появляется эта девочка — и смотрит мне прямо в глаза. Напряжённо, внимательно. Мне пришлось отвернуться.
— Слушай, девочка, — сказал Павлин. — Ты хоть скажи, как тебя зовут.
— Тапело.
— Тапело? Странное имя.
— Есть такой город, в Штатах.
— Так ты что, из Америки?
— Нет.
— А откуда? — спросила я.
Она не ответила на мой вопрос, и мы все опять замолчали. Мы уже съехали с автострады. Павлин принялся рассуждать о том, что в новом городе наверняка что-то делается для обеспечения безопасности. Пограничная область, стены, ворота, может быть, даже охрана.
— Нам надо быть осторожнее, — сказал он. — После вчерашнего. Мы же не хотим, чтобы Кингсли расстроился.
— А вы что-то затеваете? — спросила девочка. — Кто такой Кингсли?
— Не твоего ума дело, — сказала Хендерсон.
Тапело взяла с сиденья мою тетрадку. Я её не убирала, потому что, пока мы едем, я обычно работаю, чтобы не терять время.
— Это ваше?
Я сказала, что да, и она пролистала тетрадку.
— Вы что, писательница?
— Журналист.
Она ещё раз пролистала тетрадку, теперь — внимательнее. Что она там, интересно, увидит при таком тусклом свете?
— А сейчас пишете книгу?
— Пишу.
— Про болезнь?
Она опять посмотрела мне прямо в глаза.
— Про болезнь.
Больше она ни о чём не спросила, и мы опять замолчали.
* * *
Павлин остановил машину. Прямо тут, на обочине. Открыл дверцу, вышел. Никто не понял, в чём дело. Раздался приглушённый скрежет, потом Павлин выругался. Ага, понятно. Он пытался отломать боковое зеркало. В конце концов он поднял ногу и сбил зеркало ботинком. Опять грязно выругался. Объяснил, что, когда он высовывается из окна, он волей-неволей видит своё отражение. Пусть мельком, пусть краем глаза, но все же. Ещё одно боковое зеркало и зеркало заднего вида — их давно уже нет. Как и часов на приборной панели; теперь они сломаны, и две стрелки застыли в одном положении под растрескавшимся стеклом.
— Ну и правильно. Мы не оглядываемся на прошлое, — сказала Хендерсон.
Мы теряем себя. Теряем все связи и воспоминания, все мгновения жизни одно за другим.
Мне надо писать свою книгу.
