Брошенные машины | страница 21



Но опять же и в моей собственной книге немало ошибок. Полузабытые разговоры; затенённые события, преувеличенные значения. Туманное изложение. Слова, исчезающие с языка, как только ты их произнёс.

Но эта первая фраза. Я её никогда не забуду.

Средь бела дня, в окружении призраков, трепещущих на ветру, хотя листья были неподвижны…

* * *

В окнах поблёскивал мягкий жёлтый свет. Плотно задёрнутые занавески на миг пропитывались этим светом, а потом вновь темнели. Это было неправильно. Вопреки правилам нового города. В остальных домах не было света. Павлин объяснил, что на ночь здесь отключают энергию — везде, кроме самых необходимых служб. Но было в городе одно место, это самое турагентство, где забили на правила и зажгли свет. Может быть, от домашнего генератора.

— Что здесь происходит? — спросила девочка.

— Не знаю.

— Чем вы вообще занимаетесь? Вся ваша компания?

— Слушай, тебе лучше уйти.

— Почему?

Мы стояли в густой тени, неподалёку от нашей машины. Фонари работали, но свет был приглушённым, тусклым. Не было слышно ни звука. На улице — ни единой машины. Весь город замер, отключённый на ночь. Даже луна, хотя и почти полная, еле-еле проглядывала сквозь пелену облаков.

— Просто уйди, и все. Это не для тебя.

— А куда мне идти?

Когда мы вышли из музея, она увязалась за мной, эта девочка. Тапело. Павлин с Хендерсон, как я поняла, уже отправились «на задание».

— Они всегда вас бросают одну?

— Что?

— Ваши друзья. Этот парень и женщина. У вас так всегда: они делают всю работу, а вы пишете свою книгу?

— Ну, типа того.

— Но вы все это начали, правильно? И в вас вся проблема.

— Какая проблема?

— Ну, то есть вы же все это затеяли?

— Да, я все это затеяла.

— А в чём тогда дело? Вы уже очень сильно больны? И не можете сами все сделать? Да?

Я обернулась к ней.

— Мы все больны, девочка.

— Да, мы все больны. Но вам хуже, чем им.

Она стояла, прислонившись к стене, и курила. Всем своим видом давая понять, что ей на все положить. Как она стояла, как выдыхала дым — во всём сквозило деланное безразличие. Хотя, наверное, в её возрасте все такие.

— Тебе есть, где сегодня переночевать? — спросила я.

— Ну, найду что-нибудь.

— Тебе это уже не в новинку?

— Ага. Я давно путешествую.

— Очень давно?

— Ну, так…

— Так — это сколько?

— Ну, долго.

Она врала. И я это знала, и уже собралась предложить ей переночевать у нас, но тут она обратила моё внимание на дом. Теперь свет стал ярче. Он то загорался, то гас — безо всякой системы.