Операция Снейп | страница 16



Сортировка закончилась. Директор пожелал всем приятного аппетита, и на столах тут же появилась куча вкусностей. Вау! У нас в приюте и на Рождество столько нет, не то, что на начало нового учебного года. Его, если честно, вообще никто не отмечает. Все рассуждения лучше отложить на потом, а сейчас надо поесть как следует. Умм, вкусно-то как. А это что? Чего все так суетятся? Я осмотрелся. Оказывается, в зал вошёл опоздавший. Высокий парень, лохматый, в очках и с коркой крови на лице. Что это с ним случилось? Хотя, если подключить к делу мозги, то становится ясно, что без слизеринского блондина дело не обошлось. Достаточно посмотреть на его жесты и довольную физиономию. Пострадавший парень - гриффиндорец. Лохматая девушка направила на него палочку, и у парня лицо отчистилось. Клёво, скоро я так смогу или нет? Постепенно все вернулись к еде. Ага, вот и наш декан вернулся и снова сел рядом с директором. За опоздавшим ходил? Вряд ли. Этому парню уже лет семнадцать, что сам не добрался бы?

Директор поднялся со своего места, и наступила тишина. Я заметил, что одна из рук у него чёрная, словно обугленная. Смотреть на неё было неприятно. Не потому что она была некрасива, а потому что я чувствовал, что причина обугливания страшная и крайне противная. Словно гнилой червивый и к тому же ядовитый гриб. Странно, раньше я таких ощущений не испытывал.

- В этом году мы рады приветствовать нового члена нашего преподавательского состава. Профессор Слагхорн, - толстяк с моржовыми усами поднялся со своего стула, - мой бывший коллега, согласился вернуться на свою прежнюю должность преподавателя зельеварения.

Похоже, удивлён не только я. Все вокруг изумлены не меньше. Я взглянул на декана, желая получить какое-либо подтверждение или, напротив, опровержение слов директора, но профессор Снейп сидел с совершенно непроницаемым выражением лица.

- В свою очередь профессор Снейп, - директор повысил голос, заглушая общее бормотание, - займет место преподавателя Защиты от темных сил.

Слизеринцы громко зааплодировали, и я к ним присоединился. По остальным столам прокатился ропот недовольства. Декан даже не встал при упоминании своего имени. Он лишь искривил губы, имитируя удовлетворенную улыбку, и поднял руку в знак признательности за наши аплодисменты. Я подумал, что он, пожалуй, доволен новой должностью (В следующую секунду до меня донеслись обрывки фраз, из которых я понял, что профессор действительно давно хотел преподавать этот предмет.), но назвать выражение его лица радостным я бы не решился. Если это была и не имитация, то уж во всяком случае искренности и сердечности этой улыбке точно не доставало. Максимум, что в ней было - самодовольство пополам с чем-то, что можно условно определитьфразой: «Ну хоть теперь этот предмет будет преподаваться по-человечески, а не через задницу!», - произнесенной с максимально возможным сарказмом.