Я решила не вставать. Устраиваясь поудобнее, я подложила под голову ладонь, и в тот же миг что-то легонько царапнуло щеку. Я посмотрела на запястье. Там, где обычно нащупывают пульс, был прикреплен к коже кусочек прозрачного материала, похожего на пластик. Что за гадость? Что со мной сделали, пока я спала?! Что еще со мной будут делать? Чтобы не впасть снова в бестолковую панику, я заставила себя разозлиться. Фиг вам, зелененькие вы или фиолетовые! Я поддела ногтем поцарапавший меня краешек «заплатки», и потянула вверх, чтобы оторвать. Ох! Он стал отрываться вместе с верхним слоем кожи, и из-под него сразу выступила капля крови. Плевать! Я сцепила зубы и потянула сильнее.
Мою руку пронзила боль, и она дернулась, как от удара электрического тока, а из стены тут же вышел вчерашний чужой.
— Не надо, — быстро сказал он и взял меня за травмированное запястье. — Это не мешает.
Ага, значит, языком мы владеем! Может, он даже русский?
Его лицо теперь было совсем близко, и я могла бы различить какие-нибудь расовые особенности, но… Меня сразу поразила труднообъяснимая, но несомненная ненормальность этого лица. Он не русский. И не китаец. Он инопланетянин. Похожий на нас, землян, как лиса похожа на собаку. То есть очень похожий, но не такой.
Он смотрел на меня, но, я видела, не разглядывая мою внешность, а оценивая мое отношение к происходящему.
— Меня зовут Кристо, — сказал он.
— Ну и что? — с издевкой ответила я.
Он помолчал, продолжая держать мою руку в своей, вполне человеческой, пятерне. Потом сообщил тихо, покровительственным тоном:
— Я сейчас плохо понимаю твой язык и мало могу с тобой говорить. Надо ждать. Здесь, — он обвел второй рукой вокруг нас, — есть все, что тебе нужно. Сейчас будет еда.
Да, фразы он составлял с видимым трудом, так у нас не могло получиться полноценного разговора. Но общий смысл меня взбесил. Будто я мышь какая-то, пообещай мне еду, и делай со мной, что хочешь!
— Верни меня домой! — крикнула я.
— Не сейчас, — ответил он.
Это меня остудило. «Не сейчас» можно понимать как «потом обязательно». Наверное, он заметил, что мне стало легче, отпустил мою руку и ушел.
Вновь оставшись в одиночестве, я встала с дивана и огляделась.
В комнате, по размерам такой же, как моя дома, было еще кресло, стол (без излишеств: только четыре ножки и прозрачная столешница), и табурет (комплектный к столу). В кресле валялась какая-то цветная куча, на которую сначала я не обратила никакого внимания, но потом, поняв, что это вещи, случайно прихваченные мной из дома, бросилась к креслу, зарылась в них с головой и от души разрыдалась. Тут была и папина домашняя футболка, и мамина летняя юбка, и один бабушкин тапок, и даже Димкин спортивный костюм. Все это пахло моей семьей, и подействовало на меня двояко: я и чувствовала их всех рядом, и понимала, что, даже если бы мы все очень-очень захотели, вместе нам уже не оказаться.
