Скиба и Гремячкин разом вздохнули, отвели глаза.
— Если вы действительно его друзья, сделайте так, чтобы он ушел от вас. Во имя вашей же дружбы.
— Экипаж тогда экипаж, когда все в нем идут и дышат ноздря в ноздрю, — спокойно возразил Волк. — Разве я виноват, что не могу летать без них?
— Сергея Николаевича спишут не сегодня-завтра, — продолжала Мария. — Ему сорок девять, Леня… Ои продержится от силы четыре года и тоже уйдет. Ты каждый год просишь командующего оттянуть расставание, но ведь оно неминуемо. Гена, ты же знаешь.
— Ладно, поговорили, — не выдержал Волк.
— Я люблю тебя, какой ты есть. — В глазах Марии появились слезы. — И мне ничего не надо — ни больших звезд на твоих погонах, ни этих новых машин, на которых вы все здесь помешались. Был бы жив и здоров. Но мне обидно. И ты через три-четыре года начнешь жалеть о том дне, когда все можно было повернуть иначе… Будешь жалеть, обязательно! Я же тебя знаю, дурачок. — Мария смахнула слезы.
Волк открыл сумку с кислородной маской, положил перед женой букетик неярких северных цветов.
— За твою первую и последнюю измену.
Мелкий дождь сеет и сеет… Волк, Скиба, Гремячкин, Гладков, Гудков и Клюев стоят под крылом самолета.
Капитан взглянул на часы.
— Народная примета, командир, — серьезно заметил Гудков, глядя на небо. — Если, встав перед зеркалом, вы покажете язык своему отражению, а оно в ответ погрозит вам кулаком — значит, вы плохо закусывали.
Черная «Волга» остановилась в двух шагах от летчиков. Из машины вышел генерал Гладков, в кожаной летной куртке, со шлемом в руке.
— Смирно, — скомандовал Волк.
— Вольно. — Генерал козырнул. — Гремячкин!
— Я, товарищ командующий!
— Разреши, я за тебя сегодня поработаю.
— Как прикажете, товарищ генерал, — ответил Гремячкин.
— Спасибо… А то кое-кто думает, что генералы только горлом хлеб добывают.
Гремячкин снял спасательный жилет, передал генералу, и тот быстро надел его.
— На корабль! — приказал Гладков и повернулся к прапорщику, который в нерешительности уставился на генерала. — В чем дело, Гудков?
— В природе, товарищ командующий, — ответил прапорщик, — все в ней уравновешено. Если вам плохо, значит, кому-то обязательно хорошо.
— Точно гак, — рассеянно ответил генерал, застегивая шлем…
…В кабине заправщика шли последние приготовления к полету: щелкали пряжки привязных ремней, тумблеры, переключатели.
— Включить магнитофон! — приказал Волк.
Скиба «утопил» кнопку на своем пульте:
— Включен!
— Экипаж капитана Волка, самолет полсотни пять, задание двенадцать, двадцать второе июня, десять часов сорок одна минута. Экипаж, доложить о готовности к полету!
