— Шурик!
Белобров обернулся и сразу же увидел руки с ботинками, торчавшие из опущенного окна, а потом и саму Варю. Она стояла на коленях на столике, высунувшись наружу и смотрела не на него, а вниз, на его ноги. Мгновенно поняв, в чем дело, и от этого страшно обрадовавшись, Белобров захохотал и подтянул кверху черные флотские брючины, показывая ей, что все хорошо и на нем хорошие ботинки и даже с галошами, а потом побежал рядом с поездом, ничего не говоря, просто бежал и смотрел на нее. А она на него. Поезд обогнал его, и в проходящих мокрых окнах проезжала мимо него снежная белая насыпь и он сам с мешком и чемоданом — Белобров, Белобров, Белобров.
И уже после, в полуторке, подвозившей его на аэродром, с которого он летел дальше, домой, на Базу, Белобров засмеялся, немного пугая спутников неподвижным при этом лицом.
— Зина, чаю! — крикнул командующий. — И погорячее… Не бывает, что ли?
В своем закутке, который здесь называли «саркофагом», подавальщица Зина поправила прическу у маленького зеркальца и, поджав тонкие губы, вынесла чай и сразу поглядела на два больших квадратных репродуктора, материя в одном была продрана и аккуратно склеена черной бумажкой.
— Надо уметь видеть машинально, — говорил голос за перегородкой, — а они в самую Бомбею попали. Главное, было б причину иметь.
— Редькин, разговорчики…
Черные динамики похрипывали, потрескивали — казалось, в них кто-то шепчется.
— Бреемся, набриваемся, — вдруг раздражился командующий, — все бреемся… Брито-стрижено да еще надушено… — он втянул ноздрями воздух. — До чего ж я не люблю, когда командиры духами душатся.
— Это не командиры, — сказал начштаба Зубов, — это Зина.
Зина вспыхнула, опять поджала тонкие губы, ушла в свой «саркофаг» и загремела чайником.
— Водки бы выпить, что ли, — сказал командующий, — знобит меня чего-то, не пойму отчего…
Он сам зашел в «саркофаг», налил себе рюмку водки, насыпал перца, понюхал, но пить не стал, а опять кругами пошел по командному пункту.
— Я ему дал пить, — вдруг громко, так что, казалось, на нем треснет материя, крикнул динамик, и все вздрогнули. — Я ему, товарищ майор, хорошенько дал пить, вот он и пьет, товарищ майор. — И голос исчез, как выключился.
Динамики тихо потрескивали.
И вдруг другой сердитый голос сказал из динамика:
— Нахожусь над аэродромом, не зевайте, товарищи.
— Гречишкин выскочил, — сказал Зубов, — сейчас они их примут везде. Точненько выскочил, точненько. Все будет в ажуре, все будет в ажуре.
