— Не надо.
У меня за спиной стоял Дейв.
— Почему?
— Потому что ты не хочешь заходить туда.
— Я хочу знать, что там.
— Ты и так знаешь.
— Не знаю.
— Знаешь, Джесс. Лучше уйти.
Я внимательно посмотрел на Дейва.
— Что я знаю? Что там, Дейв?
— Ничего такого, на что стоит смотреть опять. Пойдем.
— Я хочу зайти.
— Не надо.
— Мне нужно знать.
— А мне — забыть.
— А ты помнишь, что там?
— Помню и не могу забыть. А ты помнишь тоннель, Джесс? Лучше не входи туда. Пойдем назад.
Я повернулся к Дейву, но тот уже удалялся по коридору. Я вновь посмотрел на дверь, скрывавшую столько тайн, и понял, что Дейв прав. Лучше не открывать ее. И я пошел по коридору за Дейвом, за своим другом. Хотелось верить, что мы уйдем, а все страшные воспоминания останутся за запертыми дверьми.
19
Когда же прибудет помощь?
Эти слова написал кто–то из нас жирным черным маркером на одном из окон ресторана через несколько дней после катастрофы. Тогда мы надеялись вот–вот увидеть в небе самолет или вертолет со спасателями. Я смотрел на надпись, а за черными буквами плыли с востока мрачные тучи. Хотелось верить, что семья Дейва погибла быстро, без боли и страха, сразу же, как только посыпались бомбы.
Дейв верил, что родителям удалось спастись, и старался всеми способами ускорить наш уход из небоскреба. Уходить было страшно, но в то же время неизведанное манило нас. Утром Дейв организовал урок стрельбы: мы поднялись на крышу и перевели пару сотен патронов для «Глока». Я попробовал было выстрелить из дробовика, но отдачей мне чуть не выбило плечо. Тренировка пошла на пользу: мы почувствовали себя подготовленными к предстоящему дню. Прицелился, выстрелил, перезарядил. Прицелился, выстрелил, перезарядил. Я довел эти действия до автоматизма. Прицелился, выстрелил, перезарядил.
Когда мы спускались с крыши, я не сводил глаз с Анны. Хотелось быть с ней рядом, но я знал, что мы никогда не будем так близки, как мне хочется. Мое сердце было разбито, а ее — нет, но она не была в этом виновата.
— Оружие не защитит нас, — сказала Анна, не обращаясь ни к кому конкретно, когда мы вернулись в ресторан. Она все еще не могла успокоиться после стрельбы.
— Если охотников будет много, всех не перестреляешь. Пистолет пригодится только в одном случае: он может избавить владельца от страшной смерти, — продолжала Анна.
Я отложил «Глок» и взял книжку с комиксами. Интересно, почему Анна это сказала? Кому предназначались ее слова? Мне? Может, прочитала какую–нибудь серьезную книгу, и теперь ей в голову лезут мрачные мысли? Как–то мне не хотелось избавлять самого себя от страшной смерти. А может, мне было нужно, чтобы она отговорила меня от последнего шага, на который я уже почти решился?
