Счастье жить вечно | страница 18
Сорвав ушанку, Валентин коротким движением привел в порядок свою густую черную шевелюру, зачесанную назад. Широко раскрытыми темными глазами он, казалось, обнимал весь мир, открывавшийся перед ним.
«По глазам видно: Валька чем-то крайне доволен, — промелькнула догадка у отца. — Такими они были у него в детстве при получении давно ожидаемого подарка. И сейчас, как тогда, мальчик непосредствен и открыт душой. Все отражено на его физиономии».
И Силин тоже заметил: Валентин явно возбужден, радостно взволнован.
— Здравствуй, папка!
— Добрый день, Валюшня!
Отец и сын расцеловались. Федот Петрович и Валентин крепко, по-мужски пожали друг другу руки, приветливо улыбнулись.
— Все боялся, что запоздаю, не застану тебя, — рассказывал Валентин отцу. — Вырваться из части в город становится что ни день, труднее. Сам понимаешь: время мало подходящее для прогулок и отлучек. — Юноша не спускал с лица Михаила Дмитриевича заботливых глаз, они принимали все более беспокойное выражение. — Мне кажется, ты не здоров, выглядишь хуже, чем следовало бы. Опять сердце?
— Откуда ты взял? Ничуть не бывало, ошибаешься, уверяю тебя. Сердце меня давно не тревожит. Понимает — война, — улыбаясь, отвечал Михаил Дмитриевич, в свою очередь рассматривая сына. — Можешь не тревожиться, опасения твои совершенно напрасны, я вполне здоров. А вот ты как? Что-то бледен чрезмерно, и круги под глазами мне, откровенно говоря, совсем не нравятся. Не захворал ли? Признавайся, нечего хитрить!
— Я здоров, бодр и полон надежд. Очень хорошо, что мы сегодня встретились, папка. Именно сегодня, — многозначительно подчеркнул Валентин. — А вы здесь, Федот Петрович, так это просто — отличный сюрприз. Поговорить с вами в такой день для меня очень многое значит.
— Видно, Валя, имеются важные новости? — спросил Силин. — Чувствуется, — хорошие. Я не ошибаюсь?
— Нет, конечно. Новости замечательные! Вы их сейчас узнаете. Но прежде необходимо заморить червячка. А у вас, я вижу, есть чем угостить.
Не мешкая, уселись за стол. Стараясь растянуть удовольствие, медленно жевали черствый хлеб, бережно собирая крошки, тоненькими ломтиками нарезали колбасу и желтое сало, густо покрытое солью.
И тут Валентин объявил:
— Папка, Федот Петрович! Я ухожу в партизаны. Это будет скоро. Больше ничего я вам пока сказать не могу, да и не к чему.
Михаил Дмитриевич и Силин застыли в недоумении. Наступило тягостное молчание.
— Как так, ни с того, ни с сего, — в партизаны? — с тревогой заговорил, наконец, Федот Петрович. — Какой из тебя партизан? Ты жизни не знаешь. Еще зеленый юнец, вот ты кто!
