— Так точно, ваше высокопревосходительство! Старики просят не побрезговать их малым подарением и на здоровье попить родительского чихирьку! — ставя на стол бочонок, сказал урядник.
— Спасибо, Евстигнеич! Поблагодари стариков за память. Скажи, буду пить с особым удовольствием, — поднимаясь с места, оказал генерал.
— И там ишо кабанца привез. Казаки его надысь возле Терека в камышах подстрелили. Опять же дудаков копченых десятка два да шамаи вяленой вашей милости, Алексей Петрович, бабы прислали. Кушайте на здоровье! — кланяясь в пояс и совсем уже по-станичному продолжал урядник.
— Скажи бабам и казакам спасибо. Коли б не вы, червленцы, совсем погиб бы с голоду, — похлопывая по плечу улыбавшегося урядника, пошутил Ермолов.
— От души, от сердца шлют, ваше высокопревосходительство! Не обессудьте на угощение! — снова становясь «смирно», сказал урядник.
Он вышел.
— Хороший народ эти гребенцы! — глядя ему вслед, сказал Мищенко. — Я намедни ночевал у Сехиных, так чуть не умер от их угощения. Одного чихирю полтора ведра выпили!
— А я у Федюшкиных так из-за стола сбежал, — засмеялся Ермолов. — Есаул Дериглазов тамадой был, не хуже тифлисских грузин угощевал. Добрый народ эти казаки! — закончил он.
— Добрый-то добрый, да только за столом, — покачав головой, сказал молчавший Грибоедов, — а я их недавно в экспедиции в Кабарде видал, не скажу, что там они были милосердны!
— Это когда Джамбота в Нальчике казнили? — пробуя налитое в стакан вино, спросил Мищенко.
— Совершенно верно! Жестокости и ненужной свирепости было в той экспедиции так много, что я пожалел, что стал ее участником. И убийств бесцельных, и казней бессудных, да и самая смерть этого юноши, Джамбота, не нужна была нашему делу! И должен оказать, Алексей Петрович, что не столь мне было жаль самого Джамбота, красавца и храбреца, бесстрашно шедшего на казнь, как его старого, в сединах, отца, бездвижно взиравшего на казнь своего удальца-сына, и только губы старца что-то шептали, едва шевелясь…
— Поэт ты и сугубо штатский человек, Александр Сергеевич, и потому суждения твои есть плод поэтической блажи. Джамбот — преступник перед лицом нашей короны, он покусился на убийства русских солдат, и карать его беспощадно и жестоко — наш долг! А слезы старика не должны трогать наши сердца. В сих азиатских местах только железо и огонь должны быть судиями, а не жалость!
— Но эта смерть храбреца уже сегодня воспринята и в Кабарде и в Осетии как бесстрашный подвиг. Девушки взывают к юношам, указывая им на Джамбота, старики, как на пример геройства, указуют на его деяния, и сотни других воспламененных его делами горцев займут место казненного!
