Мама еще сказала, что в Нью-Йорке у нее будет масса возможностей, потому что на Бродвее куча театров. И еще сказала, что будет здорово жить рядом с тетей Джеки — у нее своя парикмахерская, и я смогу делать себе всякие красивые прически.
Я скрестила руки на груди.
— А катки там есть?
— Ну, конечно! Один даже очень известный, — ответила мама. — И потом, там культура. Тебе наверняка понравится. Нам обеим нужно встряхнуться, — она встала и потянула меня за руку. — Так, ладно, а как насчет тройной порции шоколадного мороженого? Не отвертишься, и не мечтай!
Я и глазом моргнуть не успела, как мама продала наш фургон — по ее словам, в Нью-Йорке никто не держит машину. (А откуда тогда там столько автомобилей?) Прошло всего три недели, и мы переехали в тесную квартирку на третьем этаже дома, который называется «особняк». Здесь даже лифта нет — только лестница, да такая скрипучая, что ей самое место в доме с привидениями. (Я взбегаю наверх быстро-пребыстро — на всякий случай, вдруг привидения тут все-таки водятся.)
Ну вот, а теперь я шагаю по шумной гарлемской улице и чувствую, как по спине у меня текут струйки пота. Скажу честно, маме в Нью-Йорке куда лучше, чем дома. Кое-кто поглядывает на ее золотоискательское платье, но люди смотрят с восхищением, а не с недоумением, как в Эппл-Крик.
А я бы лучше вернулась домой. Сейчас я как раз бежала бы на каток с Кейшей.
— А где здесь тот самый знаменитый каток? — спрашиваю я.
— Там, дальше, в Рокфеллер-центре, — отвечает мама. — Можно будет туда сходить, когда похолодает.
Откуда-то вылетает пожарная машина, вся в мигалках, с орущей сиреной. Я зажимаю уши и жду, пока она проедет.
— Мама, ну как я могу занять на олимпиаде первое место по бегу на коньках, если буду дожидаться холодов, чтобы покататься? Мне же надо все время тренироваться!
— Детка, у конькобежцев такие скучные старые костюмы…
— Не костюмы, а комбинезоны, — поправляю я.
— Ну, ладно, скучные старые комбинезоны. Они эстетически непривлекательны. И потом, все конькобежцы выглядят одинаково — ну, как те маленькие человечки в фильме про шоколадную фабрику.
— Умпа-лумпы? — говорю я. — Умпа-лумпы все крошечные и оранжевые. А ты хоть раз видела крошечного оранжевого конькобежца?
Мама продолжает говорить, не обращая на мои слова никакого внимания.
— А балерины носят красивые наряды.
— Ну, мама…
Старик с магазинной тележкой чуть не переезжает мне ногу. Мама выдергивает меня из-под колес.
— Будь внимательнее, Александрина, — говорит она. — Мы уже не в Эппл-Крик. Здесь Гарлем, так что смотри в оба.
