— Маленькая собачка до старости щенок, — объясняет эту странность Кирыч.
Против вечнозеленой Маруси мне, например, предъявить нечего. Говорят, что если у супругов большая разница в возрасте, то тот, кто старше, выглядит моложе, а тот, кто младше — наоборот. Подсчитывая морщины (две глубоких, остальные 10 еще мелкие), я злюсь, что это правило распространяется и на гей-пары. Правда, с поправкой на сопротивление материалов. Кто мягче, тот и гнется. Кирыч живет в полном согласии со своим возрастом. Так что стремительно стареть приходится мне. Едва разменяв третий десяток, я, кажется, уже сравнялся возрастом с Кирычем. А ему ведь уже скоро сорок.
Кремы, маски и прочая оздоровительная дребедень, которая по словам Марка меня обязательно омолодит, помогает мало. В лучшем случае, как аутотренинг: намажешь морду белой слизью и начинаешь себе врать. Красота и молодость входят в мои поры… Еще немного и меня будут называть «деточкой», облепят подгузниками, а я буду пускать слюнявые пузыри и пребывать в сладкой уверенности, что жизнь прекрасна…
— Прекрасно… — проговорил я вполголоса, пытаясь убедить себя, что и досуг удался.
Съеденные чипсы отложатся новой жировой прослойкой, а морщин лишь прибавится — я заранее скукожил лицо, думая о том, каким я увижу себя завтра в зеркале — на традиционном ежеутреннем осмотре: эта небольшая выпуклость над трусами еще не похожа арбуз, но когда-нибудь обязательно им станет.
— Прекрасно! Прекрасно! — повторил я, стряхивая неприятные мысли.
На экране телевизора президент, ласково улыбаясь, жал руки людям в спецовках. На их лицах было написано счастье, будто им только что предложили райское блаженство. Везет. Им нет дела до арбузов.
— …Марк в последнее время сам не свой, — нахмурившись, толковал Кирыч. — Все ночи дома. Вечера — тоже. Ему даже звонить реже стали.
— И слава Богу, — сказал я. — Наконец-то можно вздохнуть спокойно. Мне уже надоела эта брачная карусель. То этот Гера, то Гек, теперь какой-то Сережа. Не жизнь, а собачья свадьба.
— Вчера полночи не спал. И стонал. Жалобно так, — сказал Кирыч.
Он поерзал на диване и тот вновь проявил отзывчивость — надрывно заскрипел.
— Ты-то откуда знаешь? — рассердился я. — Тебя же пушкой не разбудишь?!
Признаваться в собственной ненаблюдательности не хотелось. Ведь и правда, когда я часа в три встал воды попить, у Марка свет горел. Рыданий я, правда, никаких не слышал. Но ложь — не в характере Кирыча. Также, как и галлюцинации.
