Те шары, что были нагружены через край, шли ко дну, погружаясь глубже и глубже. Вокруг сгущались сумерки, постепенно сменявшиеся мраком. Глубинное давление мяло и корёжило шары, и оттого кристаллическая корка крошилась и осыпалась. Ещё глубже вода, очевидно, была столь горяча, что даже толстая корка, выдержавшая испытание давлением, начинала таять, растворяться. И наконец, освобождённый шар-пузырь устремлялся вверх из глубин, куда успел опуститься под непомерной тяжестью…
И только немногие, заросшие особо прочной чёрной коркой, шли ко дну дальше, как пушечные ядра, бесследно и необратимо растворяясь в непроглядном и окончательном мраке…
Неясная мысль, царапавшаяся где-то в подсознании, обрела наконец смысл: "Проснись! Проснись же!"
Алексей открыл глаза, будто вынырнув из глубокого омута, судорожно и глубоко вдохнул. Проспал? Надо же… расслабон себе позволил…
Однако всё вокруг было тихо. Узники сопели, храпели и стонали в своём беспросветно-наркозном сне. Глиняного стража было не слышно – големы на посту способны стоять в полной неподвижности часами – однако можно было не сомневаться: он там, у двери. Ну что ж, пора…
Горчаков осторожно перевернулся, размещаясь в своём ящике-ячейке головой к выходу. Нащупал один из шариков. Ему повезло – какой-то станок перебирали, и на полу осталось несколько деталей, в том числе лопнувший подшипник. Идя в душ, Алексей сделал вид, что споткнулся, и незаметно подобрал тот сломанный подшипник. Самым сложным оказалось сохранить его в душевой, однако и это удалось – во время мытья он просто прижал его ногой, а когда уходил, наклонился и поднял. Выщелкать шарики, лёжа в коробе, оказалось уже значительно проще.
Первый пробный шар звякнул о железо, упал и покатился по полу. Спустя пару секунд затопал фаянсовый вертухай – пошёл выяснять, что за странный звук и откуда. Второй шарик упал дальше и покатился куда-то в угол. Глиняный голем послушно проследовал за ним. Алексей выскользнул из своего ящика и бесшумно, на цыпочках двинулся к выходу.
Дверь оказалась не только не запертой, но и приоткрытой. Горчаков выскользнул из "спальни" и тут же распластался по стене, спрятавшись за выступом-колонной. Мертвенный свет трубок заливал широкий коридор, резко выделяя каждую выщербину на ободранных стенах. Страха не было. Должно быть, так себя чувствуют фанатики-шахиды, обвязанные взрывчаткой. Там, в мире живых, в бою всегда присутствовало чувство опасности. Там его могли убить. Здесь он ощущал себя бессмертным. Ему нечего бояться – бояться придётся врагам.
