В общем, в тылу отсидеться не светило. Чуткий нос предпринимателя унюхал, что в воздухе пахнет настоящей войной.
— Тогда я решил притвориться сумасшедшим. Вначале все смеялись, думали, что шучу. Но я не сдавался — на войну не хотел. Тяжело пришлось: играть сумасшедшего это тебе не просто так, надо быстро соображать и быть последовательным, иначе не поверят.
— А как ты сумасшедшего разыгрывал? — заинтересовался Хуттунен. — Выл?
— Сумасшедшие не воют… Я просто начал нести всякие глупости, в результате все решили, что у меня паранойя. Врал, что соседи собираются сжечь мой дом, что меня пытались отравить газом прямо в гараже. Когда врачи мне выписывали лекарства, я кричал, что это яд. Даже написал об этом в газету. С этого все и началось. Я начал писать доносы. Однажды пошел в полицию и заявил, что директор банка пытался меня разорить. Этого оказалось достаточно, чтобы меня мигом доставили сюда. Успел в последний момент — через неделю Гитлер объявил войну России, а несколько дней спустя в войну вступила Финляндия.
Хаппола пролежал в психушке всю войну. Его считали безнадежным. За годы войны он поправился на шесть кило.
— С одной стороны, тут хорошо, но оказалось, что я с этими придурками застрял надолго.
Когда Финляндия вышла из войны и объявила о сдаче оружия, Хаппола начал показывать симптомы выздоровления. Правда, потом началась война в Лапландии, и болезнь вернулась. Лишь когда Германия пала, Хаппола окончательно выздоровел. В числе других пациентов он попросил его выписать.
— Черта с два меня выпустили! Врачи хлопали меня по плечу, мол, Хаппола, Хаппола, успокойся!
Тогда он переписал свой дом на сестру, боясь, что государство его конфискует в счет уплаты за содержание в больнице.
Хаппола немного расстроился. Он по-прежнему был здоровым жителем города Оулу, но никто ему больше не верил.
— Почему ты не сбежишь? — поинтересовался Хуттунен.
— А куда бежать-то? Недвижимость — такое занятие, что не спрячешься. Придется жить в Оулу, дом-то тут. Но вот погоди, пройдет десять лет после заключения перемирия, я пойду к главврачу и выложу ему все как есть.
— А почему ты прямо сейчас не расскажешь, что все это время притворялся?
— Я много думал об этом. Не все так просто. Что толку, что меня отсюда выпустят, если сразу же посадят в тюрьму? Притвориться больным во время войны — это ж военное преступление, только через десять лет дают амнистию.
Хуттунен согласился, что разумнее всего подождать, пока преступное безумие не получит амнистию. Глупо было бы из сумасшедшего дома попасть в тюрьму.
