Воющий мельник | страница 30



Хуттунен покорно вздохнул и завалился на кровать.

Ближе к вечеру в палату вошел румяный санитар.

Засучив рукава, будто пришел побороться, он бодро обратился к Хуттунену:

— Это тебя сегодня утром привезли?

Хуттунен кивнул и спросил, почему остальные пациенты с ним не говорят.

— Ну, они такие… тихие сумасшедшие. Всех новеньких сначала селят в эту палату. Так лучше, у буйных постоянно что-то не так.

Санитар объяснил Хуттунену, что от него требовалось:

— Будь человеком и не возникай. Кормят тут дважды в день. Раз в неделю — баня. В туалет можно выходить, когда захочешь, там — толчок. Если посрать, сообщи заранее. По понедельникам приходит доктор.

Санитар ушел, заперев дверь на ключ.

Хуттунен вспомнил, что был четверг. Значит, врача он увидит только в понедельник. Время есть. Он снова лег на кровать, пытаясь уснуть. От таблеток, которые дал ему Эрвинен, клонило в сон, но заснуть так и не удалось.

Вечером зашел санитар и объявил отбой. Пациенты повиновались. Лампочка на потолке погасла — санитар выключил ее в коридоре.

Хуттунен не спал, слушал, что снилось соседям. Двое-трое храпели. В палате было душно, в углу кто-то попердывал. Мельник хотел вначале разбудить засранца, но вспомнил, что там спали самые безнадежные.

— Пердите, что с вас взять…

Хуттунен подумал, что в таком месте любой сойдет с ума, если вовремя не выйдет. Было жутковато лежать в темной комнате, да еще в окружении умалишенных. Какая польза от этого лежания? Неужели заточение кого-то вылечивало? Все закрыто, определено — пациенту даже малую нужду не разрешалось справлять самому. Один поход в туалет чего стоил: санитар внимательно следил сверху, чтобы пациенты не испачкали унитаз. Унизительно.

Первые несколько ночей Хуттунен не мог заснуть: он потел, ворочался, вздыхал. Ему хотелось выть, но он сдерживался.

Днем было лучше. Некоторые пациенты уже отвечали. Юноша, у которого постоянно играло лицо, подошел к Хуттунену и стал объяснять, что тут да как, но бедняга говорил так путано, что мельник ничего не мог понять, только кивал и соглашался:

— Да-да. Ах, вот оно что!

В столовой стояли шум и гам. Многие пациенты ели руками, размазывали кашу по лицу, роняли приборы и глупо хохотали, хотя это было строго запрещено.

Каждый день в палату заходила худощавая женщина и обзывала пациентов лентяями, бездарями, свиньями.

— Такой здоровый мужик, а дурачком прикидывается, — зло бросила она Хуттунену.

Иногда заходил санитар, приносил лекарства. Он раздавал таблетки и следил, чтобы пациенты их приняли в его присутствии. Если кто-то медлил, он закатывал рукава, разжимал пациенту челюсти и засовывал таблетку в горло. Куда деваться, приходилось подчиняться.