Слова, цитированные мною, были выкрикнуты из толпы громко. Дополнение Бунина (якобы умышленно „обрезанное“ мною — да еще, по компетентному сравнению Нежного, „со сноровкой старого раввина“) осталось тогда лишь в голове самого хрониста окаянных дней России. Бунин передал настроения людей. Как на свидетеля я на него сослался — и при этом не сделал никаких своих комментариев о том, разделял ли Бунин такое суждение. В чем же моя „подлость“? Неужели подлостью будет репродукция старой фотографии без сопровождавшей ее подписи?..
Да и реакция Бунина говорит о том, что у меня есть право говорить о еврейских специях на кухне русской революции. Ведь Бунин не возмутился: „При чем тут жиды, это все Щепкины!“. Услышав про фельдманов, он просто напомнил, что есть еще и щепкины… И тут я совершенно согласен.
Более того, ситуация с этой сценкой становится весьма непростой, если вспомнить, о ком сказаны комментирующие слова Бунина: мол, даже если не хватит фельдманов, — „ничего, не беспокойтесь: хватит Щепкиных“. Е. Н. Щепкин, о котором идет речь — совсем не „дядя Ваня“ и не „голос России“. Речь идет о профессоре Одесского университета, депутате Государственной Думы (в которой он примыкал к лево-кадетскому крылу).
В 1905 году Щепкин отметился тем, что помог созданию в Одессе атмосферы, способствующей беспределу революционизирующих евреев, и тем самым (уже не желая этого) — народному гневу на означенных хулиганов. После объявления царского октябрьского манифеста о даровании гражданских свобод местная власть долго не получала никаких инструкций сверху и сама не везде могла сообразить — где же теперь проходят границы дозволенного и недозволенного. „После объявления Манифеста, с утра 18-го, командующий Одесским военным округом генерал Каульбарс, чтобы "дать населению возможность беспрепятственно использовать предоставляемую Манифестом свободу во всех видах", — распорядился всем войскам не показываться на улицах — "дабы не нарушать среди населения радостного настроения". Градоначальник же Одессы еще и снял с улиц городовых — и вот это как раз по просьбе профессора Щепкина. Городской голова Крыжановский вместе с университетским профессором Щепкиным, вызванные Нейдгартом для совещания, вместо этого потребовали, чтобы Нейдгарт, "разоружив немедленно полицию, спрята[87] её", иначе, добавил Щепкин, "не обойдётся без жертв мщения и… полиция будет разоружена захватным правом". (На следствии у сенатора он потом отрицал такую резкость своих выражений, но, видимо, они не были мягче, судя по тому, что он в тот же день передал студентам 150 револьверов, а на следствии отказался указать источник приобретения.) И Нейдгарт вслед за этим разговором распорядился: снять постовых городовых со всех постов (даже не предупредив о том полицмейстера), — "таким образом, с этого времени весь город оставлен был Нейдгартом без наружной полицейской охраны" — что ещё можно понять как спасение жизни постовых, но ведь при этом — и без всякой воинской охраны на улицах, что уже было вполне маразматическим распоряжением".
