— Изумительно! Просто, как скальпелем, Сергей Петрович! — потрясенно, так вот, от постигшего его потрясения, по имени-отчеству обращаясь, вскричал Собакин. — Признаюсь, я до такой версии не додумался. Одобряю. Поддерживаю! Двумя руками!
— Поэтому, я полагаю, — глянул Волченков теперь на Аборенкова, с ужасом ожидавшего неотвратимого, страшного удара, — с выговором старшему лейтенанту мы повременим. С выговором всегда успеется, — снова пошутил он.
Сиплый рявкающий звук вырвался из Аборенкова — будто вылетела из груди некая пробка.
— Мафия, товарищ полковник! Мафия! — оглашенно проорал он. И торопливо полез в карман, вытаскивая записную книжку. — Глядите, вот у меня записано, еще раньше, давно: «Трофимычи: криминогенная зона»!
— Молчи, дурак! — наклонившись к нему, произнес тихо, сквозь сжатые зубы майор Пухляков.
Однако полковник Волченков уже не смотрел на старшего лейтенанта Аборенкова и не слушал его.
— Василь Васильич! — теряя свою полуулыбку и сразу словно б одеревенев лицом, нашел он глазами молодого, бравого склада майора, неприметно сидевшего между более значительными погонами. — Немедленно план операции — будем прощупывать старичков. Пять минут времени на обдумывание. А гражданку эту, что тут у нас, пока не выпускать. Установите за ней наблюдение, чтобы случайно не ускользнула. Пусть посидит. Ясно?
— Так точно! — встав со стула и вытянувшись, отозвался бравый майор.
— Приступайте, — благословил Волченков, и лицо у него снова оделось полуулыбкой.
А Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем и ведать не ведали в это мгновение, что кончилась, пресеклась, отлетела в небытие их прежняя жизнь, сгорела без остатка, как тополиный пух. Они возвращались из магазина. Талоны на сахар остались вчера неотоваренными, остались неотоваренными талоны на колбасу, новых идей, как размолоть золото, не возникло за ночь ни у нее, ни у него, и в ожидании следующего видения, которое бы подсказало ей способ превратить скорлупу в настоящий песок, Марья Трофимовна потащила Игната Трофимыча тратить деньги. Магазин, однако, был пуст и еще несказанно тих — той особой звенящей тишиной, что устанавливается обычно во всяких общественных местах после царивших в них шума и толчеи. Не было ни песка, ни колбасы и даже обычного маргарина не было; один только жуткий комбижир, от одного взгляда на слюдянистые оплывшие комки которого у Марьи Трофимовны начинало екать в печени.
— Достояла б вчера, — попрекал ее обратной дорогой Игнат Трофимыч, — и с песком были бы, и с ветчинной. А то вареную-то эту ешь… Из резины ее, что ли, делают, я не знаю?
