Автобус тронулся. Таня склонилась к плечу матери. Покачиваясь в такт движению, Настя прикрыла глаза: бессонная ночь давала о себе знать. И уже не таким страшным казался незнакомец, и такими милыми были близкие и родные, и Вася еще не стал навсегда ушедшим…
— Мам, приехали, проснись, — Таня тормошила задремавшую Настю, — проснись, говорю, все вышли.
Настя растерянно оглянулась: автобус пуст. И незнакомец вышел. Кто же он?
Спустя час в свежий холмик воткнули крест. Выкладывая цветы на могилу, Настя опять почувствовала взгляд незнакомца. Так и есть. Нагнулся рядом, положил четыре гвоздики. Фиолетовые. «Как мое платье, — хоть не снимай шубу на поминках», — Настя усмехнулась и, выпрямившись, направилась в сторону поминального зала. Хотелось согреться и отдохнуть.
— Мне бы поговорить с вами, — незнакомец устроился рядом.
— Как угодно, но лучше в другой раз, устала.
— Я знал вашего мужа. Он кое-что позаимствовал у меня. На время. Надо бы вернуть.
— Его вещи я трогать не буду. Пока не пройдет сорок дней.
— Придется тронуть, — мужчина вздохнул, посмотрел на наполненную водкой рюмку, стремительным движением опрокинул ее в себя. — Я разыщу вас завтра, — бросил он на ходу и так же стремительно вышел.
Наступило завтра. Когда раздался звонок в дверь, Настя еще спала. Звонок сначала вошел в пространство вообще и лишь потом в ее квартиру, голову и разум. Впрочем, разум не успевал за тем, что происходило. Таня, в ночной рубашке, заглянув в глазок, распахнула дверь и впустила незнакомца. Молодые глаза дочери бесстрашно отметили, что этот человек хоронил папу вчера, значит, можно впустить его в дом сегодня.
— Так что, осмотрим вещи Василия? Да вы не бойтесь. Одевайтесь спокойно, я подожду.
Таня, не понимая происходящего, переводила глаза с матери на гостя. Настя кивнула в сторону кухни — иди, мол, мы сами разберемся. Таня покорно вышла. Настя, услышав звук воды, льющейся из крана, лязг металлической крышки чайника, удивилась: «Она хочет его чаем напоить?» И эта мысль показалась ей кощунственной.
Глава 8. Я его тихо ненавижу
— Ну придурок я, придурок! — голос перешел в шепот и стал зловещим.
Карина знала эту особенность мужа превращать раскаяние в угрозу: не поймешь — то ли вина, то ли шантаж.
Автомобиль, новенький первогодок, остался на улице ночью. Просто лень было выйти и отогнать в гараж. И вот утренняя расплата — вместо колес кирпичи.
Ком обреченности и жалости к себе сжал горло. Брань, переходящая в крик, наполнила кухню почти ощутимой злобой. Казалось, тронь — и эта злоба липко измажет. У Саши дрожал подбородок. Он не мог попасть в рукав куртки, махнул рукой и выскочил. Минуя лифт, побежал по лестнице.
