В это время рука Петера ласково ложится мне на плечо. Я вздрагиваю и замираю, прижимаюсь лбом к двери.
«Что со мной?..»
Я чувствую, как Петер, склонившись сзади, нежно-нежно целует меня в шею… потом куда-то за ушко — не может удержаться. Мне очень приятны эти неожиданные поцелуи, но отчего-то слезы вдруг наполняют глаза. Я, конечно, справляюсь с ними. Я улыбаюсь теперь, я чуть-чуть запрокидываю голову и чувствую теплые губы Петера у себя на ключице. А руки его — большие и сильные — крепко сжимают мне плечи. Его дыхание опаляет мою шею. Мне становится горячо…
Я поворачиваю в очередной раз ключ, и дверь открывается. Мы прямо-таки вваливаемся в прихожую — мы словно привязаны друг к другу.
Я смеюсь, тянусь рукой к выключателю.
— Не зажигай свет! — просит Петер.
Но я зажигаю свет. И смеюсь громче, и пытаюсь оттолкнуть Петера от себя. Но старания мои напрасны, он — как скала. Я смотрю в глаза его и как будто таю: все слабеют мои руки. Я ничего не могу с собой поделать: знаю, что мне нужно оттолкнуть его, но не хочу этого. Или он гипнотизирует меня, завораживает своими васильковыми глазами, или… я влюбилась.
Вижу, взгляд его, прямо-таки дарящий тепло, медленно погружается в вырез моего платья — туда, где слегка выступают ключички, и ниже — где белеет грудь.
— Ты так хороша, свежа… — шепчут едва слышно его губы. — Ты сводишь меня с ума…
— Петер… — вздыхаю я и больше не могу произнести ни слова.
Губы его спускаются ниже ключиц…
Вздох — судорожный, внезапный — вырывается из моей груди. Я прижимаю к себе его голову, тереблю пальцами жесткие волосы. Что-то шепчу в ответ. Что же? Если б мне не было так одуряюще приятно, мне бы стало сейчас очень смешно, потому что я все еще предлагаю Петеру угощение:
— Чай?.. Кофе?..
Губы его начинают путешествие вверх.
— Кофе… — шепчет Петер. — Или чай… чай… а может, кофе… — он, должно быть, тоже не очень-то думает о том, что в эту минуту говорит.
Он накрывает губы мои поцелуем — страстным, внезапным. И сжимает мне плечи, и прижимает к прохладной стене.
Голова моя идет колесом. Я едва не задыхаюсь от возбуждения. Своей грудью я чувствую, как в таком же волнении вздымается его грудь. Руки мои охватывают его спину — то же, что гору, — крымскую Медведь-гору…
«Он же великан! Настоящий великан».
Когда Петер начинает опять целовать мне шею, я уже так накалена, что едва не вскрикиваю. Руки мои внезапно сами по себе обращаются в лапы кошки. Пальцы, как когти, впиваются ему в спину. Петер вздрагивает, отпускает меня на секунду, и тогда я с силой отталкиваю его.
