Именно так, пару месяцев назад я познакомился с ним через друзей друзей, он представился как «Крыса» (его настоящего имени я до сих пор не знаю), чем мне сразу понравился: далеко не каждый изберет и примет своим прозвищем символ агрессивности, гниения, распада, разрушения, чумы, бедствия и смерти, однако он лишь удивленно пожимал плечами и утверждал, что крыса символизирует плодовитость и удачливость, и проблема лишь в субъективном негативном восприятии и в моей жёстко фиксированной точке сборки. И вот как раз в тот день я вписывался в его обители и накуривал крысу его же халвой, купленной за мои деньги.
Впечатление он производил весьма странное: тихий психопат. Вся комната обклеена плакатами индустриальных, нойзовых и грайндовых групп, тотальный бардак и склад бульбов в мусорных пакетах. Из мебели – тумба, большой диван, весь в выжженных язвах, и стол, заваленный обертками от сладостей: шоколадок, печенья, конфет и пр., по центру стоял водник, собранный из пятилитровой кастрюли, колпака из двухлитровой колы и наперстка, рядом лежала разделочная доска и скальпель. Что меня еще порадовало в его берлоге, так это груды книг, разбросанные по углам и на столе: Берроуз, Гинзберг, Керуак, Бодлер, Рембо и прочие чудные торчки классической и битнической культуры. Стоит заметить, что, несмотря на такие свои утонченные вкусы в литературе, он был любителем гор–порно–грайнда и кинематографа в стиле снафф. Вообще он был немногословен и скуп на эмоции, был похож на тех ребят, которые молчат и улыбаются, учтиво здороваются с соседями, хорошо учатся, ведут себя тихо и никому не мешают, а потом, однажды, приходят в университет и расстреливают одногруппников или вырезают соседскую семью и кончают жизнь самоубийством. Наверняка у него была своя армия скелетов шкафу. Мне кажется, отец над ним издевался. Мне кажется, крыса ненавидел женщин. Мне кажется, он возбуждался и мастурбировал, залипая в снафф с разделанными девушками, изнасилованными трупами с головами в пакетах, перевязанными грудями и выпотрошенными внутренностями. Мне кажется, он рано или поздно сторчится или убьет кого–нибудь.
Я нащупал в кармане своего пальто несколько смятых купюр: десятки, пара полтинников и одна тысячная. Этого должно было бы быть достаточно, чтобы приобрести необходимое мне количество лекарства от реальности.
Медленно, но верно я подбирался к общаге: очередное типовое постсоветское захолустье, с пожарными лестницами, заваленными окурками и прочим мусором, разбитые окна первых этажей, исписанные входные двери, едва державшиеся на петлях, стойкий запах человеческой, кошачьей и собачьей мочи, шайки детишек – потенциальных шлюх и районных отморозков – играющих, за неимением компьютеров, в «квадрат» или «пекаря» — архаичные игры, попавшие под геноцид игровыми приставками где–то в начале нулевых.
