Лагранж:
– Семнадцатое февраля. Было четвертое представление пьесы «Мнимый больной», сочиненной господином де Мольером. В десять часов вечера господин де Мольер, исполняя роль Аграна, упал на сцене и тут же был похищен, без покаяния, неумолимой смертью. (Пауза.) В знак этого рисую самый большой черный крест. (Думает.)
Тут актер, играющий Лагранжа, задумывается, лицо его меняется, приобретая одухотворенное выражение, одновременно множество оттенков истинно человеческой печали отражается на нем. А это означает, что наш коллега великолепно играет.
Лагранж:
– Что же явилось причиной этого? Что? Как записать? Причиной этого явилась ли немилость короля, или черная Кабала?.. (Думает.) Причиной этого явилась немилость короля и черная Кабала. Так я и запишу. (Пишет и угасает во тьме.)
Конец пьесы, заключительные слова Лагранжа.
Мне нельзя было становиться зрителем, но я не могла удержаться – с нетерпением ждала выхода Эльжбеты. Я будто раздвоилась. Произносила свои слова, а перед моим мысленным взором маячило раскрасневшееся лицо студентки с курса Зигмунда.
Мольер говорит: Кажется, я порвал ваш кафтан?
А эта несчастная кричит: О, боже, как я выгляжу…
И выбегает за кулисы. Когда она проносится мимо меня, я ощущаю тянущийся за ней острый шлейф пота. Это театр. А ведь играть семнадцатилетнюю Арманду нужно было ей. Я уже немного старовата для этой героини. И это тоже театр. Выход Мадлены на сцену сопровождается громким перешептыванием. Если уж я, стоя за кулисами, слышу, ей наверняка слышно даже лучше – она находится ближе к зрительному залу.
Мольер:
– У меня тут такое дело. Я хочу жениться.
Мадлена:
– На ком?
Мольер:
– На твоей сестре.
Мадлена:
– Умоляю, скажи, что ты шутишь.
В зале – шум, слышны вздохи.
Мадлена:
– Собаку, которая всю жизнь стерегла дом, никто не выгонит. Ну, а ты, Мольер, можешь выгнать. Страшный ты человек, Мольер, я тебя боюсь.
Мольер:
– Не терзай меня. Страсть охватила меня.
Мадлена падает на колени, подползает к Мольеру.
Мадлена:
– А? А все же… измени свое решение, Мольер. Сделаем так, будто этого разговора не было. А? Пойдем домой, ты зажжешь свечи, я приду к тебе… Ты почитаешь мне третий акт «Тартюфа». А? По-моему, это вещь гениальная…
Как же она великолепно это произносит, заискивающим тоном смертельно раненной, но мудрой женщины, которая знает, что ей нельзя это показывать.
Мадлена:
– А если тебе понадобится посоветоваться, с кем посоветуешься, Мольер, ведь она – девчонка… Ты, знаешь ли, постарел, Жан-Батист, вон у тебя висок седой… Ты любишь грелку. Я тебе все устрою… Вообрази, свеча горит… камин зажжем, и все будет славно. А если, если уж ты не можешь, о, я знаю тебя… Посмотри на Риваль… Разве она плоха? Какое тело!.. А? Я ни слова не скажу…
