Шаррон (страдальчески):
– Что же, хочешь оставить мир?
Мадлена:
– Давно хочу оставить мир.
Шаррон:
– Чем больна?
Мадлена:
– Врачи сказали, что сгнила моя кровь, я вижу дьявола, и боюсь его.
Шаррон:
– Бедная женщина. Чем спасаешься от дьявола?
Мадлена:
– Молюсь.
Шаррон:
– Господь за это вознесет тебя и полюбит.
Мадлена:
– А он не забудет меня?
Шаррон:
– Нет. Чем грешна, говори.
Мадлена:
– Всю жизнь грешила, мой отец. Была великой блудницей, лгала, много лет была актрисой и всех прельщала.
Шаррон:
– Какой-нибудь особо тяжкий грех за собой помнишь?
Мадлена:
– Не помню, архиепископ.
Шаррон (печально):
– Безумны люди. И придешь ты с раскаленным гвоздем в сердце, и там уже никто не вынет его. Никогда. Значение слова «никогда» понимаешь ли?
Мадлена (подумав):
– Поняла. (Испугалась.) Ах, боюсь.
Наш не особенно одаренный коллега играл духовного отца, исповедника, и одновременно соблазнителя. Он говорил умильно, чтобы вытянуть из Мадлены правду, но за этой умильностью скрывалась угроза. А Мадлена была просто Мадленой.
Шаррон (превращаясь в дьявола):
– И увидишь костры, а меж ними…
Мадлена:
– …ходит, ходит часовой…
Шаррон:
– …и шепчет… зачем же ты не оставила свой грех, а принесла его с собой.
Мадлена:
– А я заломлю руки, Богу закричу.
Шаррон:
– И тогда уже не услышит Господь. И обвиснешь ты на цепях, и ноги погрузишь в костер… И так всегда. Значение «всегда» понимаешь?
Мадлена:
– Боюсь понять. Если я пойму, я сейчас же умру.
Лицо Эльжбеты исказило страдание, его черты застыли. Я даже испугалась, не случилось ли что с ней на самом деле. Но, слава богу, все это касалось только ее героини.
Мадлена (вскрикивает слабо):
– Поняла. А если оставить его здесь?
Шаррон:
– Будешь слушать вечную службу.
Звукорежиссер засмотрелся на главную героиню и не вовремя пустил запись с хором детских голосов, вернее, здорово опоздал с включением, Эльжбета же, шаря руками как во тьме, продолжала:
Мадлена:
– Где вы, святой отец? Хочу слушать вечную службу… Давно, давно я жила с двумя, с Мольером и с другим человеком, и нажила дочь Арманду, и всю жизнь терзалась, не зная, чья она.
Шаррон:
– Ах, бедная…
Мадлена:
– Я родила ее в провинции, уехав на время от Мольера. Когда же она выросла, я привезла ее в Париж и выдала за свою сестру. Он же, обуреваемый страстью, сошелся с ней, и я уже ничего не сказала ему, чтобы не сделать несчастным и его. Из-за меня он совершил смертный грех. Живет, быть может, со своей дочерью, а меня поверг в ад.
В этот момент подопечная Зигмунда, студентка, игравшая Риваль, захлюпала носом. Все взоры обратились на нее.
