— Мне тоже жаль, — проговорила Корт. — Это значительно облегчило бы нашу задачу.
— Вы когда-нибудь оставляли преступника, вроде Сэндберга, в руках местных властей? — поколебавшись, спросил Китобой.
— Мне еще не приходилось встречаться с подобными типами. — Ей в голову тут же пришла непрошеная мысль: «Я встречалась с гораздо более жуткими индивидуумами. И сама я не лучше его». — Но не так давно мне пришлось разбираться с одним делом. Служащий Дипломатического корпуса путешествовал пешком по стране, попал в грозу, спрятался в пещере и помочился там. Какой-то пилигрим это увидел и обвинил нашего соотечественника в осквернении святой гробницы. Наказание — публичная порка. Мы даже не стали возражать: нарушитель оказался человеком ответственным и сказал, что готов вынести двадцать кнутов, если того требуют местные правила. Мы дали ему обезболивающее, а когда все закончилось, предложили новое назначение. По правде говоря, инцидент помог ему в продвижении по службе. Если я не ошибаюсь, он стал послом.
— Двадцать кнутов… Это не такая уж великая кара.
— Мы считали, что он вообще не заслужил наказания, — ответила Корт. — Место, о котором шла речь, не было помечено на картах и никогда не упоминалось ранее. Но и в этом случае были вынуждены согласиться. Сэндберг же…
Голос ее прервался.
— …заслуживает любого наказания, которое придумают для него местные власти, — закончил Китобой.
— Вы знали его? — спросила Корт.
— Знал ли я его?.. Мне кажется, никто его не знал. Иначе мы выгнали бы его отсюда взашей!
— Но все-таки как-то вы общались?
Китобой задумался над ее вопросом.
— Разговаривал с ним пару раз. Он держался вежливо. Пытался быть дружелюбным. Но сказать ему было нечего. Все, что он произносил, казалось каким-то… пустым. Словно его речь прошла цензуру некоего комитета, который изо всех сил старался сделать так, чтобы ни одно важное слово не сорвалось с губ Сэндберга. — Романа передернуло. — Не знаю. Может быть, именно так он пытался казаться нормальным. Может быть, за фасадом пресного человека Сэндберг сознательно прятал свои жуткие страсти.
— Может быть, — сказала Андреа, пытаясь сопоставить слова Китобоя с наглым поведением Сэндберга во время их встречи.
— Одно совершенно ясно, Советница, он настоящее исчадие ада. Рииргаанцы предоставили нам голофильм о его… злодействах. Мне стало стыдно, что я тоже человек. — Он закрыл глаза, покачал головой и добавил: — Ужасно. Ужасно, что у катарканцев нет законов.
