— А любимые группы? Ага. Земфира и «Крематорий». Ленка! Попробуй сказать, что это не про тебя! Вон у тебя плеер на тумбочке валяется, а там как раз Земфира и «Крематорий»! Девчонки, это же просто мистика какая-то! Астральные тела там разные, звезды говорят и все такое! Ой, девчонки, смотрите! Тут и про то, кто какой размер бюста предпочитает. Во дают!
Девчонки разглядывали выведенные корявыми почерками строчки.
— Тут снова про Ленку! Ну один в один! Мамочки, я сейчас в обморок упаду. Так не бывает!
Лена не участвовала в общем разговоре, хотя и сама была поражена тем, насколько описание Петькиной идеальной девчонки подходило к ней самой. Ей было и приятно, и страшно — вдруг это все розыгрыш, прикол. Хотелось еще и еще раз вслушаться в то, что написал один из самых привлекательных мальчишек, которых она когда-либо встречала. «Но ведь на вокзале он не обратил на меня совершенно никакого внимания! — разговаривала она сама с собой. — Конечно, не обратил, ведь он и не подозревает, что я — тот самый идеал, который изображен в анкете». Как, как же она сможет доказать ему это? Как привлечь его внимание? Его наверняка пол-лагеря окучивать будет, где уж тут пробиться!
— Понимаете, девчонки, это же наше руководство к действию! Выбирайте себе парней и становитесь их идеалами, — разъясняла тем временем Марина.
— Семечка, ты просто гений! — восклицали девчонки. — Такой классный способ! Мы теперь знаем, куда нам целить.
— Смотрите, не промахнитесь! — напутствовала их Марина.
Вот так случилось, что все лавры достались ей, хотя должны были по праву принадлежать Паше — ведь именно он изобрел трюк с анкетой. Он сам придумал вопросы и во время тихого часа пустил тетрадку и ручку среди парней в своей комнате. Ребята изрядно веселились, но под Пашиным чутким руководством обошлось без нецензурностей и пошлостей.
— Все, к чему бы ни прикасалась ручка, должно быть написано так, чтобы не стыдно было показать потомкам, — объяснял он приятелям. — А вдруг вы станете великими людьми? И за вашими детскими записками выстроиться очередь из коллекционеров. Представьте, как вам тогда придется краснеть за юношескую словесную нечистоплотность!
— Во загнул, — гоготнул Серега Акулов по прозвищу Акула. — Раз ты такой умный, Пашка, скажи: а как же тогда Пушкин? Он тоже в молодости нецензурщиной баловался!
— А в зрелости страдал, мучился и сожалел, что был таким неразборчивым.
— Да? Ну ладно, убедил. Для потомков так для потомков.
