Итак, психологические переживания, платонизм и древняя магия: православную стилизацию Флоренского отвергают как религиозные романтики сходного с ним типа (Бердяев), так и представители церковной ортодоксии. Но можно привести еще один, по-своему даже более убедительный пример разоблачения православности Флоренского со стороны советского, затем и постсоветского православного автора — профессионального историка философии, весьма компетентного именно в русской философии — Ренаты Гальцевой, Ее неприятие Флоренского в качестве именно христианского и даже православного философа представляет особенно ценное свидетельство как раз потому, что она — советская исследовательница, в советское время пережившая религиозное обращение и потому склонная относиться к религиозным сюжетам с предельной серьезностью. И во Флоренском она видит именно несерьезность, религиозную игру, переходящую временами в прямую мистификацию. Рената Гальцева, повторяю, серьезный автор и подлинный знаток Флоренского, ее статья о Флоренском в знаменитом Пятом томе советской Философской энциклопедии произвела шумный резонанс своими несоветскими обертонами. Отнюдь не умаляя, а наоборот — возвышая, ставя на законное высокое место Флоренского как мыслителя в той статье, Рената Гальцева в последующей книге («Очерки русской утопической мысли XIX века») отказывает Флоренскому в статусе именно православного, христианского, церковного мыслителя. У нее рвение неофита — и идущая отсюда чуткость к любому нарушению избранной доктрины.
Вопрос можно поставить в грубой простоте: зачем Флоренскому, этому эрудиту и утонченнику, понадобились православие и церковь? Тут опять же ядовитый намек делает Бердяев: в своей книге Флоренский не познает, а спасается. Потребность в спасении овладевает очевидно людьми, видящими угрожающую им гибель. Тут необходимы биографические сведения, и кое-что в этом смысле дает игумен Андроник — внук Флоренского: он пишет, что Флоренский хотел уйти в монастырь (между прочим, вместе с Андреем Белым — другой яркой фигурой русского ренессанса):
Для Флоренского путь к церковности лежал через тяжелые личные испытания. Духовник, епископ Антоний, не благословлял его принять монашество, а он не хотел жениться, боясь «на место Бога поставить на первый план семью». Из-за этого Флоренский не мог привести в исполнение свои заветные планы — сделаться священником.
Затем наступило некое озарение, и Флоренский преодолел в себе эти психологические блокировки — преодолел, попросту говоря, свое отталкивание от женщин. Православие тут могло помочь в том смысле, что давало санкцию семейной жизни для священников, в отличие от католичества с его целибатом, в котором пытались спастись многие психологически смятенные души — и очень часто неудачно, как о том свидетельствует статистика педофилии среди католических прелатов. Православие в этом смысле было основательнее, — этим очевидно оно и привлекло будущего отца Павла Флоренского.
