В поисках Аполлона | страница 69



Что касается растений, то был здесь настоящий ботанический сад местной флоры, и чувствовали себя растения, судя по их виду, прекрасно. Изумрудом зеленели высокие, пышные, свежие, еще не просохшие после вчерашнего дождя заросли ферулы и прангоса…

— Осторожнее с прангосом, — предупредил Крепс. — Плохая трава, ядовитая. Старайтесь не касаться, после дождя она особенно опасна. И чего она гусеницам махаона нравится? Вонючий прангос, всю квартиру провонял…

— А как жена ваша относится к «питомнику» гусениц? — спросил я, любуясь все же ядовитой травой.

— Терпит, что ж ей делать. У меня и правда «зоопарк». А что поделаешь? Надо. Кстати, как ферулу отличать от прангоса, знаете? У ферулы влагалища у основания листьев, это трава безопасная. Главное, прангоса бойтесь.

Действительно, от укропных листочков прангоса шел острый специфический запах, но он-то и придавал остроту ощущениям. Зеленовато-желтые крошечные цветочки прангоса, собранные, как и у ферулы, в ветвистые, издалека напоминающие клубы полупрозрачной пены соцветия, буквально истекали алмазными капельками нектара, привлекая многочисленную крылатую братию — мух, пчел, ос. Чуть ниже, в просветах этих тропических зарослей, поднимались очень оригинальные мясистые стебли очитка, покрытые коротенькими остроконечными листиками, словно чешуей зеленовато-розового цвета, слегка тронутой желтизной. Верхушки стеблей оканчивались махровыми нежно-розовыми соцветиями, на которые тоже садились и мухи, и пчеложуки, но, главное, бабочки, и в первую очередь именно Аполлониусы. Очиток щедро отдает листики свои на съедение гусеницам Парнассиусов, а цветы любезно предоставляет для сбора нектара и опыления взрослым бабочкам.

То тут то там крупными аметистами светились — как и на Склоне Максимова — соцветия дикого лука… Была здесь и бледно-желтая, кремовая скабиоза, и упомянутый эспарцет с соцветиями-свечами желтовато-малинового цвета, и нут — дикий горох, привлекший в последнее время пристальное внимание полеводов как великолепное кормовое растение для скота, дающее в то же время пригодные для употребления в пищу страждущему человечеству семена. Говорят, что семена эти в состоянии там, где это необходимо, заменить горох культурный. И особенно ценно то, что в отличие от гороха культурного выносливый дикий нут весьма засухоустойчив, что еще раз доказывает, как важно сохранить весь генофонд диких растений во всем их буйном многообразии…

Было здесь множество и других трав, цветущих или уже отцветших, перечислить все невозможно, но никак нельзя было опять же не обратить внимание на высокие рубиновые, пронизанные солнечными лучами султаны ревеня Максимовича, окруженные сухими, тоже светящимися на солнце, иногда совершенно розовыми огромными листьями, которых было здесь еще больше, чем на Склоне Максимова. Чрезвычайно эффектно выглядела также трава, которую Роман Янович определил как «катран»: довольно высокие кустики, усыпанные крупными плоскими плодами, напоминающими то ли пуговицы, то ли пельмени… И населены были эти «райские кущи» не только Аполлониусами и боярышницами, но и множеством других бабочек — желтушками, шашечницами, перламутровками, меланаргиями, голубянками, а также представителями других отрядов класса шестиногих: прямокрылыми (кузнечики и кобылки), перепончатокрылыми (осы, пчелы, наездники), двукрылыми (мухи), полужесткокрылыми (клопы), жесткокрылыми (всевозможные жуки-чернотелки, жужелицы, божьи коровки, пчеложуки, нарывники, кравчики, бронзовки, златки, усачи), стрекозами…