Едва переводя дух, почти бегом добрался до уютной кущи деревьев. Пока все так и есть — вот камень, на котором мы с Игорем сидели, вот заводь с хрустальной водой и камешками на дне, вот даже конфетная бумажка — единственная, но все же позорная, потому что ни соринки не должно остаться там, где ты был. Теперь можно было перевести дух. Воды попить. Наполнить фляжку. Оставить рюкзак, взяв только фотосумку со снаряжением. Кепку не забыть. И ни в коем случае не снимать рубашку. Рукава застегнуть и даже воротник поднять. Теперь вперед!
И уже привычное, спокойное благоговение начало охватывать меня, как только я сделал первые шаги на пути к дебрям Дремучей Поляны. Открой заветные двери свои, Природа! Пусти уважающего тебя, любящего тебя, сына твоего, внимательного и смиренного. Дай мне радости, покажи родник своей щедрости и любви, научи, просвети, очисти…
Тут не место суете. Только когда едешь, идешь, бежишь сюда, есть смысл торопиться. Теперь торопливость долой. Весь — внимание, весь — в настрое. На музыку жизни, на этот великий ансамбль. «И зри, и внемли…»
Опять солнце в первый миг ослепило. Бесконечный простор неба, гор. И Поляна. Травы, цветы. Торжествующий сущий мир. Я шел на великое свидание с Природой. И мне так хотелось, чтобы она с добром приняла меня..
Сначала надо немного подняться, вон до тех камней. Там было больше всего Аполлониусов, и там самые густые, красивые травы. Пока что-то солнечных бабочек не видно… Но что это? Я увидел огромный белый сачок на длинной палке. И его диаметр был больше, чем у Максимова. и палка гораздо длиннее. А нес его высокий грузный человек в широкополой фетровой шляпе. Да, это никакое не видение… Вот тебе и раз!
Человек медленно спускался мне навстречу, а из меня, как вода из дырявой посуды, быстро уходили радость и восторг, уступая место тоскливой досаде. Это было настолько неожиданно и несправедливо, что я не знал, что и делать. От злости, досады, беспомощности у меня, помню, чуть слезы не навернулись на глаза. Вот так сюрприз…
8.
— Вы из Москвы? — спросил человек, приблизившись и переводя дух, вытирая пот со лба.
— Да, из Москвы, — буркнул я ему в ответ не слишком-то любезно, настолько переполненный неприязнью, что не успел даже удивиться его проницательности.
— Юрий Сергеевич? — опять спросил он, и, хотя неприязнь во мне прямо-таки кипела, подогретая еще и его голосом, который показался мне для этой Поляны слишком громким и грубым, я почувствовал себя ошарашенным.
