За лугами, за соснами садилось солнце, похолодало. Белла и Бычок отдохнули и мирно паслись на новом пастбище. Я бы с удовольствием оставила их на ночь на воздухе, но все же не рискнула и загнала в хлев. Соломы не было, им пришлось улечься прямо на доски. Налив в ушат воды, я оставила их в одиночестве. Тем временем сварилась картошка, я съела ее с молоком и маслом. Лукс получил на ужин то же самое, а пока я ела, вылез из своего укрытия Тигр, привлеченный молочным духом. Попив парного молочка, он, трепеща от любопытства, пустился исследовать хижину. Когда я открыла шкаф, он немедленно туда залез. Какая удача, что в хижине, как дома, на кухне стоял платяной шкаф! С этой самой минуты Тигр смирился с переселением. Его шкаф на месте, это примиряло с жизнью. Там он проспал все лето. Мать его выходить из-под кровати не собиралась, так что я поставила ей немного молока прямо туда, затем вымылась у ручья и легла спать. Окно оставила открытым, и прохладный ветерок овевал мое лицо. Я смогла принести только маленькую подушечку да два шерстяных одеяла, и мне сильно не хватало моего теплого стеганого одеяла. Шуршала солома, но я так устала, что вскоре заснула.
Ночью меня разбудила луна, светившая прямо в лицо. Все было таким чужим, я с изумлением поняла, что скучаю по охотничьему домику. Только когда я услышала, как под печкой тихонько похрапывает Лукс, у меня немного полегчало на душе, я попыталась уснуть, но долго не могла. Встала и заглянула под кровать. Кошки не было. Я искала ее по всей хижине, но без толку. Должно быть, она выскочила в окно, пока я спала. Звать ее не было смысла — она никогда не приходила на зов. Я снова легла и ждала, глядя в окно, не появится ли маленькое серое создание. Это утомило меня так, что я уснула.
Проснулась оттого, что по мне расхаживал Тигр и тыкался в щеку холодным носом. Еще не рассвело, пару минут я ничего не соображала и не могла взять в толк, отчего это моя кровать повернута в другую сторону. Тигр же как следует выспался и был расположен поиграть. Тут я вспомнила, где я и что Кошка ночью сбежала. Я попыталась еще раз ускользнуть в сон от всех неприятностей надвигающегося дня. Это возмутило Тигра, он вонзил когти в одеяло и так заорал, что ни о каком сне больше и речи не могло быть. Смирившись, я села и зажгла свечу. Полпятого, первые проблески зари смешались с ее желтым светом. Утренняя эйфория Тигра была одним из самых обременительных его качеств. Со вздохом поднялась и поискала старую Кошку. Она не возвращалась. Удрученно я подогрела на спиртовке молока и попыталась умаслить Тигра. Молоко-то он выпил, но впал после этого в веселое буйство и прикинулся, будто мои щиколотки — большие белые мыши, с которыми он обязан покончить. Понарошку, разумеется: он бросался с диким рычанием и делал вид, что кусает и царапает, но кожи не касался. Сон улетучился окончательно. От возни проснулся Лукс, вылез из-под печки и принялся веселым лаем аккомпанировать показательному бою Тигра. Лукс вообще спал когда придется; когда у меня было для него время, он бодрствовал; когда времени не находилось и он ничего не мог изменить — он тоже засыпал. Полагаю, что, если бы я вдруг исчезла, он бы лег и больше не просыпался. Разделить восторгов этой парочки я не могла: думала о Кошке. Открыла дверь, Лукс вылетел на улицу, а Тигр продолжал свои бешеные пляски.
