Оставшиеся котята, как со временем выяснилось, и впрямь были котами. С тех пор как потеплело, они играли на улице перед дверью, и я волновалась, поскольку они все время норовили залезть в кусты. Они рано начали ловить жуков и мух и свели болезненное знакомство с большими лесными муравьями. Сначала мать глаз с них не спускала, но я приметила, что материнство начинает ее утомлять. Во всяком случае, отпускаемые ею затрещины становились все сильнее. Я не могла пенять ей на это — оба были на редкость буйными и непослушными. Я окрестила их Тигром и Леопардом. Леопард был в светлую серо-черную полоску, а Тигр — темную серо-черную на рыжеватом фоне. Когда выдавалась свободная минутка, я любила глядеть на их неистовые игры. Так и получилось, что оба кота имели имена, а маленький бычок по-прежнему оставался безымянным. Мне ничего не приходило в голову. Ну, у старой Кошки тоже не было особого имени. Конечно, у нее была сотня ласковых прозвищ, но постоянного имени не было никогда. Думаю, она бы к нему теперь и не привыкла.
Вороны, которые могли представлять опасность для котят, с наступлением тепла подались на неведомые летние квартиры, сову тоже не было слышно. Иной раз, сидя на скамейке и размышляя о папаше Тигра и Леопарда, я верила, что у них есть шанс выжить. Разумеется, мне не удалось просто не обращать на них внимания. Я уже начинала за них волноваться. Хотелось, чтобы оба поскорее выросли большими и сильными и научились у своей матери всем уловкам. Но, не успев научиться ничему, кроме ловли мух, Леопард исчез в кустах и больше не вернулся. Лукс его искал, но не нашел. Наверное, утащил какой-нибудь хищник.
Остался один Тигр. Он долго искал и звал брата, а не найдя, снова принялся играть с матерью, с Луксом или со мной. Когда ни у кого из нас не было для него времени, он гонялся за мухами, играл с веточками и бумажными шариками, которые я делала ему из детективов. Когда я видела его в одиночестве, у меня щемило сердце. Он был очень изящным и делал честь своему имени. Никогда я не видывала более дикого и подвижного кота. Со временем он стал моей кошкой: мать знать его больше не желала, а Лукс побаивался острых когтей. Так что вся его привязанность обратилась на меня, он обходился со мной то как с приемной матерью, то как с приятелем-сорванцом. Пока он не сообразил, что, играя, нужно убирать когти, я ходила с ног до головы исцарапанная. Дома он изодрал все, до чего смог добраться, и точил когти о ножки стола и спинки кровати. Меня это не смущало, ведь дорогой мебели здесь не было, да если бы и была, живая кошка мне важней, чем самая распрекрасная мебель. О Тигре еще не раз будет речь. Он не пробыл со мной и года. Мне до сих пор трудно представить, что столь живое создание может быть мертво. Иногда я думаю, что он ушел в лес к господину Ка-ау Ка-ау и ведет свободную дикую жизнь. Но это все фантазии. Конечно же, я знаю, что он умер. Иначе он хотя бы иногда приходил ко мне.
