Стена | страница 63
Когда я была маленькой, мы всегда пели: «О детки, спешите…» Она осталась моей заветной рождественской песней, хотя последнее время ее почему-то почти не пели. Детки, куда вы делись, заманенные сбившимися с пути в каменное ничто? Может статься, я — единственная на свете, кто помнит старую песенку. Хорошо задуманное пошло вкривь и вкось и плохо кончилось. Я не имею права жаловаться, я столь же виновна или невиновна, как и мертвые. Так много у людей было праздников, и всегда находился кто-нибудь, с кем умирало воспоминание о празднике. Со мной умрет праздник всех деток. В будущем заснеженный лес будет только заснеженным лесом, а ясли в хлеву — просто яслями в хлеву.
Я встала и вышла за порог. Свет лампы падал на дорожку, снег на маленьких елочках желтовато поблескивал. Хотелось бы мне, чтобы глаза мои позабыли, чтó эта картина так долго значила для них. Что-то совсем новое ждало впереди, только мне не разглядеть, ведь в голове — старый хлам, а глазам уже не переучиться. Старое я потеряла, а нового не нашла, оно скрыто от меня, но знаю — оно есть. Непонятно, почему при этой мысли меня наполнила очень слабая, робкая радость. На душе впервые за много недель стало чуть-чуть легче.
Надев башмаки, я еще раз сходила в хлев. Белла легла и заснула. Хлев наполняло ее теплое чистое дыхание. От тяжелого спящего тела исходили нежность и терпение. Проведав ее, побрела по снегу в дом. Из-за куста выскочил вышедший вместе со мной Лукс, и я заперла за нами дверь. Лукс вскочил на лавку и положил голову мне на колени. Я заговорила с ним и увидела, что он счастлив. В последние беспросветные недели он заслужил мое внимание. Он понял, что я вновь с ним и отвечаю на сопение, повизгивание и лизанье рук. Лукс был очень доволен. Наконец он устал и крепко уснул. Он чувствовал себя в безопасности, ведь его человек вернулся к нему, вернулся из чужого мира, куда он не мог за ним последовать. Я разложила карты и больше не боялась. Какой бы ни была ночь, я приму ее и не стану отбиваться.
В десять я осторожно подвинула Лукса, сложила карты и легла. Долго лежала вытянувшись в темноте и сонно глядела на розовый отблеск огня на темном полу. Мысли текли свободно, страшно мне так и не стало. Блики огня на полу прекратили свой танец, голова от обуревавших мыслей слегка шла кругом. Я поняла наконец, что все было неправильно и как можно было бы сделать лучше. Сейчас я была очень мудрой, но мудрость запоздала, да даже если бы я мудрой родилась, я ничего не смогла бы поделать с лишенным мудрости миром. Я думала о мертвых, мне их было очень жалко, не потому, что они умерли, а потому, что в жизни у них у всех было так мало радости. Я думала обо всех, кого знала, мне хотелось о них думать; они будут со мной до самой смерти. Чтобы мирно жить, надо им всем найти в моей новой жизни надежное место. Я уснула и нырнула к моим мертвым, и все было по-другому, чем в прежних снах. Я не боялась, просто было грустно, эта грусть наполнила меня до краев. Проснулась оттого, что Кошка прыгнула на постель и прижалась ко мне. Я хотела ее погладить, но снова уснула и крепко проспала до утра. Проснулась усталой, но веселой, словно завершила тяжкий труд.