Около четырех над елями неожиданно встала черная стена туч. Не набрав полного ведра, я решила отправиться восвояси. Все время надоедали осы и мухи, они вились над головой и жужжали злобно и ядовито. К тому же в малиннике водились шершни; до сих пор они держались поодаль, однако сегодня тоже надоедали, мелькали в воздухе, как золотистые челноки. Как ни красивы шершни, все же разумнее оставить малинник им.
Осы некоторое время преследовали меня и в лесу, они отвязались от моих ягод только там. Жар стоял под елями и буками, как под большим зеленым колоколом. Стена туч угрожающе надвигалась, солнце скрыла пелена. Остаток пути я чуть не бежала. Хотелось одного: загнать в хлев Беллу и запереться в доме.
Меня встретил скулящий Лукс, он озабоченно и беспокойно поглядывал на небо. Чуял надвигающуюся грозу. Тут же притрусила Белла, напилась у колодца и послушно отправилась в хлев. Весь день ее мучили мухи и слепни, видно, возвращение в хлев ее обрадовало. Я подоила корову, закрыла ставни и заперла дверь на ключ: одна щеколда казалась мне ненадежной защитой от бури.
Потом вернулась в дом, покормила Лукса и кошек, отжала и разлила по бутылкам сок. Но пока не относила их в колодец, чтобы не перебило бурей.[4] Было уже шесть или полседьмого. Небо совсем потемнело, серо-черные тучи подернулись теперь отвратительной такой дымкой, желтой как сера. Она предвещала град или ураган и выглядела угрожающе. Хотя солнце теперь почти не пробивалось сквозь тучи, прохладнее не стало. Мне не хватало воздуха. Ни ветерка. Выпила немного холодного молока и без аппетита съела кусочек рисовой лепешки. Никаких дел не было. Тогда я пошла наверх и проверила все ставни. Потом закрыла окна в спальне. На кухне окно и дверь были пока открыты, но сквозняком не тянуло.
Старая Кошка после еды отправилась в лес. Жемчужина сидела на подоконнике и глядела на черно-желтое небо. Она прижала ушки и выгнула спину, всей позой выражая страх и неудовольствие. Лукс лежал на пороге, высунув язык и шумно дыша. Я погладила Жемчужину, и от ее мягкой шерстки под рукой посыпались искры.
Провела по своим волосам — они тоже затрещали, а по рукам и ногам забегали мурашки. Я решила сохранять спокойствие и села на скамейку перед домом. Мне было жаль бедняжку Беллу в душной мрачной темнице, но тут уж ничего не попишешь, ничем я ей помочь не могу. В любую минуту могла разразиться гроза. Пока же все было тихо.
Совершенно тихо в лесу не бывает никогда. Только думаешь, что тихо, а на самом деле — множество всяких звуков. Вдали барабанит дятел, кричит какая-нибудь птица, ветер шелестит травой, сук бьется о ствол, шумят ветки, когда под ними пробираются зверюшки. Все живет, все хлопочет. Но в тот вечер на самом деле стояла почти полная тишина. Я испугалась, что смолкли знакомые звуки. Даже вода журчала вяло и глухо, словно лениво и против воли. Лукс встал, неловко забрался на скамейку и ласково толкнул меня головой. От усталости у меня не было сил даже погладить его, и я тихо с ним заговорила, оробев от наступившей страшной тишины.
