Совладав с волнением, он постарался принять слегка небрежный вид. Акитада заметил, как буйно разрослись сорняки под стенами, давно требовавшими починки в тех местах, где отвалившаяся известка обнажила деревянные сваи. Дорожка была покрыта колдобинами и лужами, а на изогнутых крышах зданий и ворот зияли провалы осыпавшейся черепицы.
Студенты, с десяток юношей лет двадцати, в хлопковых кимоно обязательного для учащихся темного цвета, увлеченно болтая, прошли мимо Акитады, но тотчас же приумолкли, когда поравнялись с ним. Хитровато оглядываясь, они завернули во двор ближайшего здания и припустили бегом.
«Ничего не изменилось, — с улыбкой подумал Акитада. — И проказники студенты все такие же шкодливые».
Он понимал их. День обещал быть прекрасным, так лучше провести его, резвясь на солнышке, чем киснуть в душных классах. Безоблачное голубое небо напоминало нежный шелк, на фоне которого темно-зеленые сосны и матово-серебристые ивы смотрелись как изящная тонкая вышивка. А где-то рядом во дворе куковала кукушка.
Акитада пришел раньше положенного времени, так как хотел осмотреться и, если получится, познакомиться с кем-нибудь из новых коллег. Пройдя через отдельные ворота во двор храма Конфуция, Акитада решил воздать дань уважения святому, покровителю образования. К тому же ведь именно здесь профессор Хирата обнаружил записку шантажиста.
После яркого солнечного света полумрак, царивший в помещении храма, поначалу поразил Акитаду, но вскоре глаза его привыкли, и он уже различал очертания деревянных изваяний высотой в человеческий рост. Великий учитель Конфуций занимал почетное место посередине специального возвышения; рядом, по обе стороны, стояли его последователи-мудрецы. Почтительно склонившись перед «учителем Куном», как называл его Сэймэй, Акитада испросил у него вдохновения в предстоящих новых трудах.
Преподавательская должность, хотя и задуманная как прикрытие для поисков, пугала его своей ответственностью. Акитада понимал, что одурачить умную молодежь ему так просто не удастся. Он даже подумал, не вернуться ли к своей работе, но, мысленно взвесив перспективы, пришел к выводу, что пыльные министерские архивы пугают его больше, чем дотошные вопросы пытливых студентов.
Где-то закрылась дверь. Акитада огляделся, но никого не увидел. Статуя великого мудреца взирала на него из-под тяжелых век, одной рукой поглаживая длинную бороду. Мудрость приходит с годами. А кто он такой, чтобы называть себя учителем? Подобный обман не совместим с философией конфуцианства.
