Подруги потерянно сидели рядом, опустив глаза, не зная, что добавить к сказанному.
Вся радость встречи бесследно улетучилась. Прозвучавшие страшные слова мгновенно отделили обеих от бурлящей вокруг жизни, сделали их соучастницами, обречёнными с этой минуты на постоянные мучительные терзания.
— Послушай… — вдруг сказала Надя, поднимая голову. — Я придумала. Есть выход. Отдай его мне!
— Как это? — не поняла Вера.
— Так. Вообще отдай.
Надя говорила торопливо, чуть задыхаясь, слова налезали одно на другое.
— У меня всё равно никого нет, ты же знаешь. Я его выращу, будет мне дочка или сын. У меня ближе тебя всё равно никого нет. И родней твоего ребёнка у меня никого не будет…
Вера не сводила с неё расширенных глаз, усиленно размышляла, переваривая услышанное.
— Как ты это сделаешь?
— Я что-нибудь придумаю!.. Обязательно!.. Я уже знаю…
Надин голос с каждой секундой звучал всё увереннее, тёмные глаза лихорадочно горели.
— Как ты родишь, я его заберу и спрячусь где-нибудь… У нас транспорт в Светозёрск уходит каждый вечер, особо тяжёлых туда отправляют, пока хватятся, я с ранеными уеду… А по дороге, может, к партизанам уйду или ещё что… Ты не волнуйся, я всё подготовлю… Времени ещё навалом. За месяц вообще всё может измениться…
Вера опять думала, потом с мучительной гримасой, исказившей лицо, покачала головой.
— «Может, может…» Нет, Надь, нельзя. Генрих всю округу на ноги поднимет! Он тебя на части разорвёт, если поймает!
— Не поймает! — живо возразила Надя. — Я тебя прошу, дай мне шанс. У меня другого такого не будет! Главное, ты должна на своём стоять, знать ничего не знаю, украли ребёнка, и всё тут…
Вера неожиданно сморщилась, заплакала. Глаза мгновенно наполнились слезами, прозрачные капли полились, покатились по бледным щекам, по тонкой шее, беззащитно высовывавшейся из воротника пальто.
— Что? Что такое? — всполошилась Надя.
— За меня-то уж не волнуйся!.. — всхлипывая, отвечала Вера. — Ты должна уехать очень далеко, если уедешь… Как ты поедешь с новорождённым-то?.. Не выживешь ты! И ребёнок всё равно погибнет…
Теперь уже плакала и Надя.
— Я выживу! Выживу! Мы обе выживем! Честное слово!
Повинуясь единому порыву, они бросились друг другу в объятия, словно скрепляя этим объятием свой сговор.
— Дамы, вы здесь? — раздался невдалеке голос Генриха.
Он говорил по-русски, старательно и весело выговаривая слова. Пиво привело его в замечательное расположение духа.
— Я идти к вам! Надо ехать назад скоро!
