Пошли мы через проходную Там старичок в синих штанах сидит,? и кобура пустая на боку. Умора!
Здравствуйте, Николай Петрович, — говорит, — встретили сыночка?
Встретил, Иван Мартирьевич, встретил. Вон какой взрослый.
Ну и хорошо, — говорит старик, — ну и ладно. Отдохнет у нас, поправится… А то бледненький больно, занимался, видать, много. Пущай поживет подольше. — г. Это уж как ему понравится, — говорит Николай Петрович, а сам не глядит на меня, вперед проходит. Я за ним иду, а следом за нами Таня.
Вышли мы в парк, идем по дорожке, а старик вслед кричит:
— Пондравится! Обязательно пондравится, вы не сумлевайтесь!
И все он знает, этот старый хрыч! И что сыночек я, и что мне понДравится, и что занимался я много! А может, мне уже не нДравится, может, сбежал бы я отсюда, куда глаза глядят, может, и не сыночек я вовсе, а неизвестно кто!
Пошли мы через парк, деревья большущие, чуть качаются под ветром, чуть шумят, листва густая — верхушки соединяются, тень по всему парку, солнце едва пробивается. И ни души вокруг, прямо жутко стало, будто на кладбище. Был я однажды на кладбище, с Людой к деду на могилу ходили — вот такая же там жуть, повеситься можно. Я потом ей сказал, чтоб она больше не звала, все равно не пойду. И вообще на кладбище никогда больше ходить не буду. А она как-то странно на меня посмотрела и спрашивает спокойно так:
— Ну, а я умру, тоже ходить не будешь?
Я подумал и сказал, что тоже не буду, пусть не обижается, пусть лучше не умирает. Она улыбнулась, погладила меня по голове, сказала «Ладно, постараюсь, иди играй!» Я потом весь вечер джаз гонял, еле настроение поправил.
И вот, как пошли мы по этому пустому парку, на меня такая же жуть напала, включил я Боба, он как зарычит на весь парк «Гуд дэй, Мэри, ай лав ю-ю-ю», аж деревья зашатались, сразу весело стало. Гляжу, окна в одном корпусе пооткрывались, головы стали высовываться. А, думаю, есть тут, значит, живые! А Николай Петрович положил мне руку на плечо и говорит:
— Нельзя, Валерий, дети спят, тихий час.
— А где они, ваши дети? — спрашиваю.
— Там, в корпусах, И доказывает в, ту сторону, где белые трехэтажные дома стоят под зелеными л крышами.
Так они уже не спят, говорю, Ч видите, повысовывались, им спать не хочется.
Не хочется, а надо, — говорит он, — режим. Им поправиться надо, понимаешь?
И смотрит на меня грустно.
— А куда мы идем? — спрашиваю.
Во-он туда, — он показал в дальний край парка, — видишь красный домик, кирпичный? Там мы живем.
