— Я должен представить вас нашему ученику из Сиама, — сказал доктор Беллоуз и потянул Д. в дальний угол. — Хи эс мистер Д. Доктор Ли.
Доктор Ли с непроницаемым выражением лица посмотрел на него сквозь толстые стекла очков.
— Бона нуче.
— Бона нуче, — сказал Д.
То здесь, то там среди кожаных креслиц и по углам комнаты вспыхивал разговор и тут же угасал за отсутствием топлива. Мисс Карпентер разливала кофе, а мистер К. все еще стоял, уставившись на пирожное. Доктор Беллоуз бродил взад и вперед, бесцельно, как влюбленный. Гладкие седые волосы, безвольное, благородное лицо.
Д. сказал:
— Идеалист.
— Куа?
— Боюсь, — сказал Д., — что я не очень бойко говорю на энтернационо. Я новичок.
— Куа? — сурово переспросил доктор Ли. Он пристально смотрел на Д. из-за толстых стекол очков, похожих на иллюминаторы, словно уличая его в невоспитанности. Мистер К. начал пробираться потихоньку к выходу, по-прежнему держа в руке пирожное.
Доктор Ли сказал резко:
— Парла энтернационо.
— Парла англис.
— Нет, — сказал доктор Ли уверенно и сердито. — Но парла.
— Простите, — сказал Д. — Ун моменто.
Он быстро пересек комнату и взял мистера К. под руку.
— Нам нужно еще побыть здесь. Если мы уйдем, это покажется гостям странным.
Мистер К. сказал:
— Пустите меня. Умоляю вас. Я ничего не знаю. Я чувствую себя совершенно больным.
Снова появился доктор Беллоуз.
— Как вы поговорили с доктором Ли? Он очень влиятельный человек. Профессор Чулаланкаранского университета. Это вселяет в меня большие надежды на будущее Сиама.
— К сожалению, с ним трудновато говорить, — сказал Д. — Он, кажется, не знает английского. — Он продолжал держать мистера К. под руку.
— О! — сказал доктор Беллоуз. — Он отлично говорит по-английски. Но он считает, и, конечно, вполне справедливо, что единственная цель изучения энтернационо — это говорить на нем. Как и многие жители Востока, он несколько… упрям.
Все трое взглянули на доктора Ли, молча стоявшего с полузакрытыми глазами. Доктор Беллоуз подошел к нему, и они начали о чем-то серьезно беседовать на энтернационо. В комнате воцарилась благоговейная тишина. Послушать, как рассуждает на энтернационо сам его изобретатель, — не частое удовольствие. Он напоминал конькобежца — так ловко он скользил среди падежей.
Мистер К. быстро проговорил:
— Я больше не могу. Что вам от меня надо?
— Немного справедливости, — мягко сказал Д. Он совершенно не чувствовал жалости. Вся эта странная обстановка — кофе и домашние пирожные среди конторской мебели, поблекшие женщины в старомодных вечерних платьях, по году не вынимавшихся из шкафа, азиаты с внимательным, деловым выражением глаз за стеклами очков — в этом призрачном окружении мистер К. уже не воспринимался как живое существо из плоти и крови, которое способно чувствовать боль и вызывать сочувствие.
