— Мы хотели помочь, — пробормотал он. — Но теперь, люди, вы уж как-нибудь сами. Вы, люди, сами выбрали такой исход.
Его толстые пальцы лежали у бабушки на плече, эти похожие на сосиски пальцы мяли бабушкину плоть.
Клаудия даже не успела сообразить, что же она делает, как ее рука поднялась словно сама собой. Кисть, которую девушка крепко сжимала в правом кулаке, описала дугу и опустилась прямо на щеку большого черного парня. Клаудии хотелось убить его за то, что он вот так трогал ее бабушку. Кисть оставила трехдюймовый след белой краски на его темной щеке, словно на скользком, блестящем холсте. А Клаудия тогда жалела только об одном: что в ее руке не было ножа.
Солдат откинулся назад, словно хотел в ответ занести над Клаудией кулак. Но в последний момент опустил руку и встал.
Пробормотав на прощание, как ругательство: «Вы, люди», он пошел прочь. Остальные солдаты последовали за ним по мигом притихшей улице. А у Клаудии остались только безжизненное тело бабушки и запах ее специй, постепенно вытесняемый медным запахом крови.
Она снова дотронулась до бабушки и почувствовала, что плоть старой женщины холоднее, чем океан в феврале.
Когда Клаудия вылезла из теплого салона Бесси, ледяной воздух, словно пощечина, ожег ей лицо. Уличный фонарь отбрасывал тусклый свет, имевший какой-то коричнево-черный оттенок, как будто даже свет в этом районе был искажен витающим в воздухе злом. Клаудия вдохнула металлический запах оружия и гари.
А потом ветер вдруг стих, и Клаудия почувствовала легкое дуновение, принесшее запах гвоздики, смешанный с ароматом свежего базилика и бабушкиного любимого тимьяна. И воспоминания дали ей мужество войти в темный переулок.
За мусорным баком сидел, скорчившись, большой мужчина и ждал ее.
Даже в темноте Клаудия разглядела у него на щеке тонкую полоску белой краски.
— Возвращайся домой, — сказала Клаудия дрогнувшим голосом.
— Думаешь, девочка, это так просто?
Его голос был все таким же глубоким, как и накануне, в ночь аварии, и таким же отрешенно уверенным, как и в их первую встречу. На нем были потертые джинсы и зеленая армейская куртка, и выглядел он теперь намного старше. Он весь дрожал и трясся, точно наркоман во время ломки.
— Тебе что, мало было моей бабушки? — спросила Клаудия, надвигаясь на него, и с каждым шагом ее злость и негодование только усиливались.
— Нам всем надо есть, — ответил он, встав перед ней в полный рост. — Я просто пришел туда, где питание… разнообразнее. И доступнее.
