– Ты мне зубы не заговаривай. Что ты у нее еще взять можешь, чем она платить будет?
Ее глаза вновь угрожающе блеснули, она тихо, но с какими-то обертонами, от которых мороз шел по коже, прошипела:
– Тебе мало печали, Владимир, добавить хочешь? Вижу, в петлю ты лезть не будешь. Уходить вроде собирался – вот и иди, скатертью дорога, а если со мной посидеть хочешь, мед пей и рассказывай про поход ваш. Мне соседи уже всякими небылицами уши прожужжали, а ты и не заикнешься.
Поняв, что на серьезные темы разговаривать со мной не будут и недолго осталось до перехода на физические методы очистки помещений от незваных гостей, ушел вглубь, дав слово Богдану.
Со мной говорить не желают – пусть он расскажет Мотре о наших приключениях. Если она из его рассказа что-то поймет. У Богданчика была чудная привычка почти полностью игнорировать слова как информационное средство и обрушивать на собеседника не события, а пережитые по этому поводу эмоции, не особенно объясняя, чем они были вызваны. Если у собеседника нет способностей к индуктивному анализу, понять его весьма затруднительно.
Сам в это время попытался понять, чего не хочет рассказывать мне Мотря. После непродолжительного обдумывания остался один непротиворечивый вариант, удовлетворяющий всем условиям. Поскольку Любка могла платить только своим здоровьем, жизнью, называй это как хочешь, а Мотря утверждала, что ей этого не нужно, получалось, что Любка платит не ей, а мне. Больше некому. И получается, что это я из нее жизнь сосу, когда в ее сны влезаю. Именно этого не хотела говорить мне Мотря, когда спросила, мало ли мне печали. И, к сожалению, десятки мелких фактов из моих прошлых переживаний хорошо вписались в эту теорию, подтверждая сделанные выводы.
Богдан дернул меня на поверхность, передав мне мыслеформу, которую можно было понять так: он все рассказал, Мотря хочет со мной пообщаться, и чтобы я не ругался с хорошей тетей Мотрей, которая нас вылечила. Хорошая тетя Мотря весело хохотала, вытирая выступившие слезы:
– Ой, уморил, ой, уморил, ты только это больше никому не рассказывай, Богдан, нельзя такое рассказывать, так и от смеху помереть можно. Зови давай своего братика, поспрошать его хочу.
– Вот он я, только и мне тебя поспрошать надо.
– Да что тебе все неймется-то! Что ты уперся, как баран? Ты что, думаешь, мне тебе сказать жалко? Не могу я тебе то рассказать. Это как слепому рассказывать, что на небе радуга. Слепой пока не потрогает – не поймет. Так и ты. Ты одно должен знать: не снится тебе жена твоя – значит, так и надо. И не лезь, куда не просят. Когда надо будет, тогда приснится. Больше ты от меня ничего не услышишь, а начнешь спрашивать – на улицу прогоню. Теперь рассказывай: кого ты нашел?
