Спустя некую меру времени Антей начинает усматривать в этих явлениях признаки приближающейся смерти. Люди к нему не придут. Люди не будут вникать в несчастье, свалившееся на ренегата. Да и близкие вряд ли примут участие в развязке, кюре не станет замаливать Грех.
Антей видит, как в лазурных небесах парит стервятник. Вблизи кушетки, вкруг, несут караул целые вереницы тварей: жирные черные крысы, наземные и летучие мыши, ехидны, ящерицы, жабы, тараканы. Выжидают и предвкушают близкую падаль, легкую снедь. Еще минута — и с вершинных круч ринется ястреб, а из глубинных пустынь прибежит шакал.
Изредка фантазия, пугая, даже забавляла: завершить жизнь в виде наживки для стервятника, в качестве завтрака для шакала или ужина для выдры (Антей наверняка читал бестселлер М. Лаури «Путешествие к вулкану») стремился из самых гуманных чувств еще мифический внук Персея.
А чаще недуг вызывал удивление. Умирающий желал увидеть в признаках наступающих страданий надежный знак, магистральную веху, а еще лучше путеуказующую нить.
Узреть не смерть (даже если каждую секунду утверждается смерть), не заклятие (даже если каждую секунду учреждается заклятие), а выпадение имени, вырывание меты, стирание памяти: нет, несть, невесть.
Все кажется правильным, все кажется естественным, все кажется значимым, и вдруг, глядь — за хрупким убежищем термина (глупый талисман, несуразный амулет) выявляется ужасающий сумбур; все кажется правильным, все будет казаться правильным, и вдруг через день, через неделю, через месяц, через двенадцать месяцев все распадется: дыра, увеличиваясь, разверзнется в безмерную амнезию, в бездну забвения, в инвазию пустыннейшей белизны. В череде таких же, как мы, мы сами затихнем навеки.
трансплантирующая, психическую ткань в чужую книгу
Не зная наверняка, на чем зиждется сравнение, Антей представлял себя вживающимся в книгу, читанную ранее, например, в вышедший лет десять назад в Аргентине текст Исидры Имитади или Гунурия Бустуса Думека, рассказывающий, как каверзный удар судьбы — случай удивительный, едва ли не фантастический — выпал изгнаннику, парии и беглецу.
Вжившись в вымышленную ситуацию, наш фантазер принял даже имя изгнанника, — Измаил. Прилагая такие же немыслимые усилия, сумел прибиться к куску суши, считавшемуся ненаселенным, и сначала чуть не сгинул. В течение недели укрывался в яме, пребывая на грани жизни и смерти. Втуне искал слабеющий пульс. Страдал малярией. Температурил, клацал зубами, терял силы.
