— Нет, нет… Вечером, пожалуйста… Я должен вам кое-что отдать. Знаешь, Анна была так рада с тобой познакомиться. Она сказала: мне показалось, как будто это ты в молодости, такой прелестный, тонко чувствующий… до того, как ты… Боже мой, Макс, знаешь, она все эти годы была мне опорой. Без нее… Сорок лет!
— Дай мне его на минутку, Господи, Макс… — Сабина выхватила трубку из моих рук. — Сэм, все будет хорошо, слышишь? Что? — Ее глаза расширились. — О’кей… — Она снова отдала мне трубку: — Он хочет тебе еще что-то сказать. — Сабина села на диван и уставилась в пространство.
— Макс, а ты сможешь заказать для нас столик в ресторане? Где-нибудь рядом с больницей, на Третьей улице. Я смогу быстро туда добраться. Мне дали пейджер. В восемь, ладно?
Он отключился.
— Что он сказал?
— Я должен заказать столик в ресторане для нас троих. Недалеко от больницы.
— Ресторан? Он хочет идти в ресторан? Почему он меня не попросил?
— Из ресторана на Третьей улице он сможет быстро вернуться в больницу. Он хотел нам что-то отдать.
— Как он? Почему он все время говорил с тобой? Он ничего не хотел мне рассказать?
— Не знаю, Сабина. Может быть, почувствовал себя в конце концов виноватым. Оставь ему его печали, у тебя теперь есть я.
Она задумалась, казалось не слушая меня.
— А она может когда-нибудь поправиться, после удара?
— Некоторые поправляются.
— Макс?
— Да?
— Я никогда не оставлю Сэма в беде. Даже если он со мной не захочет разговаривать.
— Почему? — Я почувствовал приближение истерики.
И пугающая мысль пришла мне в голову. Что это за тайна, страшная тайна, которую мне нельзя знать? Я торопливо пытался найти хоть какую-то логику: Сабина узнала, что тот, кого она считала отцом, не отец ей. Поехала к человеку, который ей отец… А его жена возненавидела «ненастоящую» дочь… Но почему? И почему она мне этого не может рассказать? Нет, тут что-то другое.
Но зачем тогда все эти gêne, прыжки и гримасы? Я попробовал еще раз. Что, если она ему не сразу сказала, что она его дочь? А он уже был в нее влюблен? Он до сих пор в нее влюблен, это заметно.
Тогда это греческая трагедия, полная драматической двусмысленности, ответственность за которую ложится на рассказчика.
— Ты когда-нибудь хотела жить с ним вместе? Как муж и жена?
Ее глаза расширились.
— С чего ты взял? С Сэмом? Он невротик, не переносит несовершенства и импровизации, ему нужен порядок во всем, еда должна подаваться вовремя… У него всегда были шофер и экономка. Плюс жена — как часть этого. Я совсем не хотела такой жизни! Никогда. Все было хорошо так, как оно было. А что?
