Я думаю, каждый из нас ждал, что радикальное решение примет другой.
— Почему бы тебе не поехать со мной в Голландию?
— Это невозможно, у меня тут работа.
— Но ты ведь можешь везде работать?
— Да, конечно; просто не хочу отсюда уезжать.
— Ясно. Значит, нет. Ты думаешь, я должен переехать? А как быть с моей работой?
Она усмехнулась:
— Я окажу тебе поддержку. Пожалуй, я зарабатываю побольше твоего.
— Так, да? — Это надо было обдумать. — Но мне нравится моя работа. Я, черт побери, издатель!
— Я думала, ты мечтаешь стать писателем, раньше ты собирался писать… А писатель может жить где угодно.
— Это были только мечты, я не могу писать! Я могу только издавать. Я директор издательства!
— Scusi[39]. Директор!
— Не знаю, что может случиться в будущем… Но пока ты могла бы поехать со мной — ненадолго, попробовать…
Она покачала головой, скрылась за неопределенной улыбкой:
— Не думаю… В Голландию я не поеду.
Это прозвучало так решительно, что я разозлился.
Но ничего не спросил. Я не хотел больше сцен.
42
Я никогда не думал о Лос-Анджелесе и никак не ожидал, что за какую-то неделю так к нему привыкну. Как будто у меня прояснилось в голове. Всего через несколько дней я уже не мог любопытным туристом озирать окрестности, я стал частью города.
Должно быть, это как-то связано с расстояниями. Все здесь находилось чудовищно далеко друг от друга, и отсутствие центра, сердца города заставляло видеть его в другой перспективе. После первой недели я понял, что уже не задумываюсь о том, правильно ли я въезжаю в этот так называемый город. Я растворился в нем. Я больше не был гостем, я здесь жил, хотя и временно. Не то чтобы это для меня много значило, но поражало.
Почему-то я стал чаще вспоминать Юдит. Я пожалел, что папа никогда не брал меня с собой в Чикаго. И впервые задумался о том, как изменилась бы моя жизнь, если бы он эмигрировал в Америку.
Появилось ощущение полета. Казалось, я парил над Лос-Анджелесом. Чувство легкой опасности, энергия и размеры города ассоциировались у меня с понятием «мир» в гораздо большей степени, чем путаница тесных улочек Амстердама. С другой стороны, Лос-Анджелес был, конечно, исключением из правил, но самым большим и далеко опередившим все исключения, какие мне попадались. Все здесь было юным и новым; здесь не существовало ни прошлого, ни его уроков.
Я ушел от прошлого Европы, прошлого моих родителей дальше, чем когда-либо. И в то же время оно было рядом, потому что здесь оно существовало лишь в моих воспоминаниях, в моем воображении.
