На следующий же день раздается стук в дверь.
Как всегда, человек в сером костюме отказывается пройти в дом. Он стоит на пороге, устремив на Марко бесстрастный взгляд серых глаз.
— Что тебе нужно? — холодно спрашивает он.
— Я хотел узнать, все ли я правильно делаю, — говорит Марко.
Учитель некоторое время разглядывает его все с тем же непроницаемым выражением лица.
— Пока что твоих усилий было достаточно, — наконец сообщает он.
— Так мы и будем состязаться? — не отступает Марко. — Каждый из нас творит свое волшебство в цирке? Как долго это будет продолжаться?
— Тебе определили арену для состязания, на ней ты и выступаешь, — отвечает наставник. — Ты демонстрируешь лучшее, на что ты способен, и твой соперник делает то же самое. Ты не вмешиваешься в действия противника, он не вмешивается в твои. Так будет продолжаться до тех пор, пока не определится победитель. Здесь нет ничего сложного.
— Я не уверен, что понимаю правила игры, — говорит Марко.
— Ты и не должен их понимать. Ты должен им следовать. Как я уже говорил, пока что твоих усилий было достаточно.
Он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается.
— Больше никогда этого не делай, — говорит он, указывая на замерзшее стекло за спиной Марко.
И уходит.
Символы на окне теряют свои очертания, сливаясь с морозным узором и утрачивая какой-либо смысл.
Это случается однажды в полдень, когда цирк, по обыкновению, затихает. Селия Боуэн стоит перед каруселью, наблюдая, как мимо проносятся без всадников черные, белые и серебряные животные.
— Мне эта штука не нравится, — раздается у нее за спиной.
В полумраке неосвещенного шатра Гектор Боуэн больше похож на призрак. Его темный фрак сливается с тенью на стене. Мерцающий луч лишь ненадолго выхватывает из темноты белизну его рубашки, седину в волосах, неодобрительное выражение лица, с которым он разглядывает карусель из-за плеча дочери.
— Это почему же? — удивляется Селия, не оборачиваясь. — Она пользуется успехом. И на нее было потрачено очень много усилий. Это чего-то да стоит, папа.
Презрительное фырканье, которым он ее награждает, звучит совсем не так, как когда-то. Едва расслышав этот тихий звук, Селия не в силах сдержать улыбку и радуется, что он не может видеть ее лица.
— Ты не была бы столь беспечна, если бы я не был… — не продолжая, он делает жест почти прозрачной рукой.
— Не нужно злиться из-за этого на меня, — говорит Селия. — Ты сам сотворил с собой такое, и не моя вина, что ты не можешь это исправить. К тому же я вовсе не беспечна.
