Когда глаза немного привыкают к свету, первое, что видит Изобель, — это Марко: он по-прежнему стоит перед ней, однако что-то изменилось. На полях его котелка больше не собираются капли. Дождь кончился, все вокруг залито ярким солнечным светом. Но не это заставляет Изобель ахнуть.
Судорожный вздох вырывается у нее, когда она понимает, что стоит посреди леса, прижавшись спиной к огромному вековому стволу. Обнаженные деревья тянутся черными ветвями в бездонную синеву раскинувшегося над их головами неба. Земля припорошена снегом, и он играет на солнце яркими бликами. Это чудесный зимний день, и на многие мили вокруг не видно ни одного дома, лишь бесконечная череда деревьев на фоне искрящегося снега. Где-то рядом раздается птичья трель, другая вторит ей издалека.
Изобель ошеломлена. Ее щеки согревает солнце, пальцы касаются шершавой коры. Она чувствует, что снег холодный на ощупь, и внезапно обнаруживает, что ее платье уже не мокрое от дождя. Даже морозный воздух, наполняющий ее легкие, ничем не напоминает привычный лондонский смог — это чистейший деревенский воздух. Невероятно, однако это именно так.
— Невозможно, — выдыхает она, вновь оборачиваясь к Марко. Он с улыбкой смотрит на нее, и в его зеленых глазах яркими всполохами отражается зимнее солнце.
— Нет ничего невозможного, — говорит он, и Изобель заливается смехом — беззаботным и радостным, как у ребенка.
Тысячи вопросов роятся у нее в голове, но она не может толком сформулировать ни один из них. В памяти всплывает изображение карты Таро, Маг.
— Ты волшебник, — говорит она.
— Кажется, раньше меня никто так не называл, — отвечает Марко, и Изобель снова смеется. Она все еще продолжает смеяться, когда он наклоняется, чтобы ее поцеловать.
Над их головами кружится пара птиц, легкий ветерок колышет ветви деревьев.
Прохожие, в сгущающихся сумерках спешащие по одной из лондонских улиц, не обращают на них никакого внимания. Они — просто влюбленные, которые целуются под дождем.
Июль — ноябрь 1884 г.
Чародей Просперо расстается с большой сценой без каких-либо объяснений. Впрочем, в последние годы он так мало гастролировал, что его уход замечают немногие.
Чародей Просперо ушел на покой, но Гектор Боуэн не сидит на месте.
Он переезжает из одного города в другой с сеансами, на которых его шестнадцатилетняя дочь выступает в роли медиума.
— Папа, мне это противно, — часто жалуется Селия.
— Если ты можешь придумать лучший способ с пользой провести время, пока не начнется твое испытание, — и не смей говорить о чтении! — я готов тебя выслушать при условии, что этот способ будет приносить те же деньги, что и мой. Не говоря уже о том, что так ты получаешь бесценный опыт публичных выступлений.
