Мы ели колбасу с белым хлебом, запивали чаем. И вот что я узнал. За три дня до выезда Особого отдела из Екатеринослава ночью часовой у моста через Днепр застрелил неизвестного гражданина. В большом рюкзаке убитого обнаружили тол, взрыватели и бикфордов шнур.
Часовой показал, что неизвестный на окрик: «Стой, кто идет?» ответил: «Федя, это я, от капитана Андриевского» и продолжал приближаться к часовому. Часовой еще раз крикнул «Стой!» и дал предупредительный выстрел. Неизвестный бросился бежать прочь. Часовой выстрелил в него и убил. Пуля попала в затылок, и лицо неизвестного опознать не удалось.
Гавронский, дневник которого я изучил, служил после того, как добровольно сдался красным, в горвоенкомате командиром кавалерийского эскадрона. Когда белые рвались к городу, по приказу военкома Гавронский должен был находиться в казарме со своим эскадроном. Но он исчез из казармы, найден был у себя дома и арестован за нарушение приказа и по подозрению, что хотел остаться до прихода белых.
— Забрали у него вот эти самые дневники, понимаешь, студент. А в них много всяких типов упоминается. С кем Гавронский кутил, играл в карты в Харькове? Кто арестован неожиданно во время пьянки некого прапорщика Гулева?
— Капитан Андриевский, — вспомнил я.
— Дак вот, голуба, студент мой башковитый, этот капитан Андриевский служил в контрразведке. Опасный враг. Очевидно, Андриевскому было дано задание взорвать мост, отрезать город от Москвы. А дневник нам что говорит?
— Только то, что Гавронский очень хорошо знал Андриевского.
— Не совсем так, студент: они были друзьями! Но вернемся к убийству на мосту. Неизвестный, как ты помнишь, назвал часового Федей. На самом деле часового не Федором звали, а Николаем. Стали выяснять. И что же оказалось? Красноармеец, назначенный на ночь охранять мост, накануне во время гимнастики упал с турника, сломал руку и разбил голову. Его без сознания увезли в госпиталь. Его-то и звали Федором, студент! Федор Матвеев. Копнули мы глубже. Оказалось, Федор Матвеев был денщиком поручика Гавронского, вместе с ним сдался нашим в плен, вместе с Гавронским служил в его кавэскадроне при губвоенкомате. А недели за две до случая на мосту Гавронский подал рапорт, мол, рядовой Матвеев боится лошадей, не умеет с ними обращаться. И Федора Матвеева перевели в комендантскую роту, которая и охраняла мост. Вот как! Что скажешь, студент?
Я молчал, соображая. Потапов закурил.
— Матвеева Федора допросить не удалось. Когда мы приехали в госпиталь, нам сообщили, что утром Матвеева обнаружили на койке мертвым. Врач предположил, что умер он от большой дозы морфия. Ввела же морфий дежурная сестра, а она, сестра-то, исчезла из госпиталя, не сдав своего дежурства. По документам в личном деле, она — казачка станицы Кореновской Дубровина Анна Тимофеевна. Пошли по ее городскому адресу, а там она никогда не проживала, и никто никакой сестры милосердия и не видел, и не знает. Тогда взялись мы за Гавронского, у которого прежде служил Федор Матвеев. Этого Федора Матвеева Гавронский, по его словам, отправил вон от себя потому, что тот начал пьянствовать. Проверили: да, Матвеев начал пить. Андриевского же Гавронский давно не встречал, в Екатеринославе не видел его. И даже понятия не имеет, где находится Андриевский. И веревочка оборвалась, студент. Но едем далее. В городе живет мать Гавронского. О ком он еще из близких пишет в дневнике?
