— Мне больше ничего не надо, лучшее лекарство — смерть, она освобождает нас от тяжести жизни.
Ливия снова погрузилась в полусон и увидела себя на корабле, в тот день, когда Август захотел проводить своего приемного сына Тиберия в Иллирию. Они причалили на Капри: Октавиан любил этот остров и велел построить здесь летний дом.
— Мы не должны были в самую жару отправляться в путешествие, — пожаловалась Ливия. — Ты уже не мальчик, а Тиберий вполне мог бы и сам со всем справиться.
— Я знаю, любовь моя. Но в это время года на Капри так хорошо! Остров лежит далеко в море, и здесь всегда дует прохладный ветер. Вместо того чтобы нарушителей закона прогонять из города, надо бы их в наказание заставлять жить в августе в Риме. Я чувствую себя отлично и рад, что мы здесь.
Они провели там четыре дня; поднимались, держа друг друга за руки, на скалы и смотрели на сверкающее в лучах солнца море, расцвеченное разноцветными парусами.
— Свет! Воздух! Здесь я снова могу дышать.
Он сжимал ладонь Ливии и нежно смотрел на нее. Ее опасения, что семидесятисемилетнему Августу может повредить это путешествие, рассеялись. На судне у него случилось сильное расстройство кишечника, но теперь, на берегу, все снова было в порядке. О боги, как он радовался, когда они проплывали мимо бухты Путеоли и команда только что прибывшего из Александрии корабля выстроилась на палубе, одетая в белую парадную одежду, чтобы приветствовать своего императора. Тогда он, такой непритязательный в отношении себя, проявил настоящую щедрость, раздавая деньги и подарки, а потом еще долго стоял на палубе, чтобы люди могли его видеть. И на Капри он не закрылся в стенах своего дома, наблюдал за юношами во время их атлетических соревнований, награждал победителей, а потом садился вместе с ними за стол и пировал в веселой компании.
Ливия снова увидела его молодым в те дни. Позже ей пришлось гнать прочь мрачные мысли, что это, возможно, последний подарок, который боги послали ей, прежде чем увести мужа в царство теней.
Затем воспоминания перенесли ее в Неаполис, шумный город у подножия Везувия, который все то время, которое может охватить память человека, вел себя мирно, выбрасывая лишь безобидные прозрачные облака дыма.
Потом видения стали расплывчатыми, и Ливия, очнувшись, снова оказалась в мире земном.
— Ты чего-нибудь хочешь, Ливия? — услышала она чей-то вопрос. Голос звучал тихо, будто прорывался через толстую стену.
— Нет, я ничего не хочу, только покоя. Хотя… Позовите Калигулу, я должна его видеть.
