Почему я все-таки неумолимо влюбляюсь в С?! Почему я так никому не нужен на хуй? Почему я С до пизды? А если я ей вдруг не до пизды? Если она тоже чувствует ко мне что-то похожее на то, что чувствую к ней я? Если это так, то почему же все происходит всегда именно так, как наиболее логичней, естественней и неудивительней при всей своей кажущейся уникальности?!
Но все-таки скорее всего я как мужчина совершенно не интересую ее, ибо чудес не бывает. У меня узковаты плечи для того, чтоб меня по-настоящему можно было любить. Чудес не бывает. Но если нам все-таки что-то-таки предстоит, то в этом тоже нет ничего удивительного, потому что все, что происходит на земле, происходит вопреки чему-либо с такой же частотой, как и не вопреки.
Я, блядь, так попался, как не пожелаю и Зевсу. Я так попался, что не пойму когда. Сегодня, пия у Дулова чай, я, кажется, напал на след, сказав, что теперь уже всё, поздно, потому что думать надо было в бытность мою сперматозоидом, когда я так настойчиво стремился обойти всех тогдашних своих сотоварищей и раз и навсегда соединиться с мамкиной яйцеклеткой. Ах, отчего я был таким глупым сперматозоидом?
С другой стороны, сперматозоид-Сережа тоже был не сильно умней меня, когда пошел на эту роковую для него авантюру. Вообще, ходят вполне научные слухи, что нынешние сперматозоиды умнее. Не лезут, очертя голову, неведомо куда. Слава тебе, Господи! И земной поклон тебе, Господи, за торжество эволюции! Наше вам, Господи, с кисточкой! Наше вам с крайнею плотью! Ура!!! И даже наше вам «гип-гип»!
С, ты мне нужна, хоть я и не имею на тебя права. Впрочем, я ни на чем не настаиваю, хотя и понимаю, что именно этого во мне и не любят женщины.
Хорошо, что я, блядь, писатель. Всегда можно сослаться на лирического героя.
Я вот о чем подумал. Что если бы, скажем, некоторые из этих строк читать со знанием того, что написавший их горемыка вскорости после этого благополучно почил, то любой здравомыслящий человек, в том числе и ваша непокорная золушка, сказал бы, что хули, мол, да, да вряд ли он бы смог после этого жить. Но я, ебаный совнарком, отлично знаю, что долго ещё буду жить и, более того, буду счастлив. В этом-то и трагедия. В том, что всё умирает вокруг: вечная любовь, настоящая дружба, привязанности, прочая милая поебень, — а мы все живем себе и живем, из всего делая далеко идущие выводы. И весь это процесс непрекращающихся похорон мы имеем цинизм называть жизнью!
