Оценив «масштабы бедствия», Плотников «наваривает» мне по здоровому уху, а больное приказывает перевязать санинструктору роты Лене Чмырю. Теперь, еще не отправившись на «боевые», я уже хожу с забинтованной головой. Мало того, что все, естественно, подкалывают про «бандитскую пулю», — дополнительное неудобство еще и в том, что с такой «белой отметиной» я намного чаще попадаю на глаза и офицерам, и «ветеранам», когда нужно припахать кого-то для всевозможных мелких хозработ.
Именно тогда и именно поэтому судьба в последний раз сводит меня с Гришиным. Из «ветеранов», прослуживших год, он выделялся не особо. Разве что тем, что хорошо рисовал и периодически занимался оформлением ротных боевых листков. Тогда он запирался в палатке ленинской комнаты и, быстро нарисовав бо льшую часть, заваливался там спать. Еще недавно, до нашего приезда, «ветераны» были точно такими же, как мы, «шнурами» и привычки шнуровские — в первую очередь вечный недосып — еще не изжили.
Поскольку палатка, где жили первый взвод Гришина и мой второй взвод, находилась как раз напротив ленкомнаты, то довольно часто мне приходилось быть у Гены на шухере. При появлении замполита, старшего лейтенанта Шмыгаля, или комсорга роты, дембеля Рината Габайдулина, я должен был предупредить его, чтоб он вскочил и принял «позу творца».
Не знаю уж, из-за своей ли склонности к «искусству» или из-за того, что призвался он из подмосковного Клина, но Гена был довольно спокойным «ветераном». Без лишней надобности нас не мордовал, но припахивать, конечно, припахивал. Ведь главный закон жизни «ветерана»: «Не можешь припахать молодого — делай сам».
Именно в соответствии с этим законом в декабре 84-го меня и «зацепили» Гена Гришин и его земляк из Подмосковья Мишка Сергеев. Им поручили принести из «речки» воды в здоровом «стакане» от столитрового термоса. Делов там и для двоих немного, но тут им на глаза попался я со своей «белой отметиной» и был тут же припахан — дело принципа.
Я пытался отмазаться, но вечно угрюмый на тот момент Сергеев так угрожающе зашипел, что пришлось покорно тащиться с ними. Мишка был пожестче Гены, и уж за ним бы точно «не заржавело». А у меня и так уже благодаря «воспитательной работе» взводного звенело «в обоих ухах».
Начерпав котелками воды в «стакан», мы зацепили его под загнутый край бляхами ремней и по очереди (точнее, они по очереди, а я бессменно) потащили к палаткам роты. И надо же было нам попасться по дороге на глаза нашему Плотникову! Он тут же скумекал, что его «молодого» припахали «ветераны» первого взвода, и, пообещав им скорые проблемы, забрал меня.
