Началось…
Тогда я не умел читать «знаки» судьбы. Но теперь понимаю, что в тот ноябрьский день 84-го года судьба задала мне два измерения в системе координат, в которой мне предстояло жить еще почти два года. Она показала мне одновременно оба варианта возвращения: лучший и наихудший… И про первый пока нужно забыть. Забыть на два года. А вцепиться в эти горы, в свой пулемет, верить в своих парней и жить. Жить этой жизнью, этим днем, этой минутой. И надеяться не стать «неизвестным солдатом».
До Алихейля оставалось три недели… До нашей первой большой армейской операции. А для кого-то и до последней…
P.S
В ноябре 84-го на кабульской взлетке, у тела неизвестного мне пацана, погибшего под Джелалабадом, я мысленно желал удачи своим ферганским товарищам, попавшим туда служить. Вспоминал Петю Еремеева, Валеркиного друга. Они вместе призвались. Мы были в одном отделении в Фергане. Их разлучил Афган. Оказалось, разлучил навсегда… Месяц спустя, в декабре, на Алихейле, погибнет Валера. А еще через три месяца, в марте 85-го, под Джелалабадом убьют на операции и Петю. Вот и встретились снова два друга… Теперь они снова вместе. Навсегда.
Свечи
(декабрь 1984 года, Гардез)
Уже через несколько дней после возвращения в бригаду все, что было со мной в госпитале, стало казаться лишь несбыточным сном, ненадолго озарившим светом сознание затюканного «шнура».
Начало декабря — зима в разгаре, на улице дубак, снегу навалило. Вечер, на улице темно, в палатке уже затопили буржуйку. Половина наших «урыла» за топливом для нее — выдаваемого угля не хватает. Ведь в бригаду завозится колоннами из Кабула все: и боеприпасы, и горючее, и продукты, и даже уголь. А «духам» все равно, что везет колонна, — мочат все без разбора. И если колонна не может пробиться в Гардез, значит, и есть нечего, и топить нечем.
В одну из таких зимних ночей, когда долго не было колонны с углем, буквально до щепочки был разобран отправленными на поиски топлива молодыми летний клуб. Причем не только сами лавки унесли — даже врытых в землю на 30–40 сантиметров столбиков ни одного не осталось. Все до одного выкопали, выгрызли из промерзшей земли.
Но клуб-то разобрали, а топить и дальше надо. Вот и рыщут «шнуры» по бригаде в поисках хоть каких деревяшек или, если повезет, возможности стырить угольку у зазевавшегося чужого истопника…
Остальные — в ожидании привычного уже: «Один!» Кто-то на стреме в палатке, кто-то мерзнет на улице, ждет своей очереди. Всех нас в палатку не пускают — не хрен баловать… Впрочем, во всем есть свои плюсы — на улице дубак, зато не кантуют, а в палатке можно погреться, но зато и «хапнуть» можно — черт его знает, чего дедушкам со скуки в голову взбредет…
