— Строиться, рота!
Я московский озорной гуляка.
По всему Тверскому околотку
В переулке каждая собака
Знает мою легкую походку…
Нас в роте чуть ли не треть москвичей. Правда, все больше не с «Тверского околотка». В основном «попроще» районы, а если из центра — то из коммуналок… Те, которые с Тверской, тогдашней улицы Горького, все гуляют и дальше будут гулять. С этой улицы редко кого призывают, а уж тем более сюда… Их-то польза для «народного хозяйства» генералам вполне ясна и очевидна. А мы — отгуляли уже свое. Мы задолжали Родине. Нас ждет Афган. Теперь вот учимся порядку и дисциплине…
Со стороны, наверное, и впрямь забавно — восемьдесят солдатиков, как дрессированные цирковые песики, бегают туда-сюда из казармы. Сержантам весело, нам уже все по барабану… Собственно, ввести нас в это состояние и есть, по-моему, главная задача учебки… Хотя мне до сих пор непонятно, кто и как формулировал и формулировал ли вообще эту задачу. Одно я знаю точно — до наших сержантов эту задачу явно забыли довести. Потому что парни-то они были сами по себе нормальные. И подготовлены были в сержантской школе в Гайжюнае неплохо. И научить нас могли намного большему, чем выбегать строиться. И хотели научить, во всяком случае, некоторые. И сами, уверен, в Афган рвались после своей сержантской школы.
Это ведь я именно туда, в Гайжюнай этот, должен был попасть поначалу-то, пока меня к «афганской команде» не приписали — в наказание, что план по набору в военное училище военкому сорвал. Неужто и я бы таким стал, попади, не дай бог, сюда вместо Афгана сержантом, готовить туда других? Неужели никак нельзя было без всего этого «цирка с собачками» обойтись? Хотя знали ведь они — через три месяца на войне мы окажемся. На реальной, а не придуманной.
А офицеры? Офицеры, среди которых в нашей роте половина УЖЕ в Афгане побывала? Уж они-то точно знали, что нас там ждет в десантно-штурмовых-то бригадах. И чему нам научиться нужно, чтобы шанс иметь живыми вернуться. Так почему? Почему те же офицеры на все эти забавы сержантские сквозь пальцы смотрели? Почему я за три месяца своего взводного толком в лицо не успел запомнить, так «часто» он со взводом занимался? Помню только, что лицо совсем мальчишеское было, даже не брился еще, по-моему. Хотя про него как раз мне все понятно — он-то в Афгане еще не был. И уже знал, что скоро там окажется. Это я понял спустя несколько месяцев, возвращаясь из госпиталя в свою часть, в Гардез. Увидел его в Кабуле на пересылке: еще в парадке — значит, только прибыл…
