Выходя за границы из освещенного костром круга, я умудрился споткнуться о заботливо уложенное на моем пути седло и, чертыхаясь, грохнуться немытой рожей в пожухлую траву. Я вообще-то редко ругаюсь, когда вот так вот оказываюсь в партере, но тут меня словно муха укусила. Вскочив с криком "Да твою же, бл...дь, мать!", я что есть силы пнул это гребаное чудо кочевничей мысли, отбив при этом себе ногу, обутую в мягкий, без протекторов кроссовок. Взвыв от досады и обиды, я саданул по проклятому седлу еще сильнее, но уже с другой ноги, предусмотрительно нанося удар пяткой, а не носком.
Получив маленькую порцию сатисфакции, я пошел искать свою верховую скотину. Однако ж, зябко уже вечерами....
Конь пасся в шагах десяти от угольно-черной стены мрачных деревьев, глядя на которые, отчего-то предательски холодело сердце.
- Вот ты где. - Как можно спокойнее и дружелюбнее обратился я к нему. - Жрёшь тут.... Ну как дела у тебя?....
Я продолжал бормотать всякую приятную чепуху, успокаивая главным образом себя самого, и одновременно чесал животине за ушами, мощную шею под гривой. Прошелся руками по спине и с удивлением не обнаружил никакого намека на седло. Таааак-с.... Чтобы подтвердить свою догадку, я быстро присел перед конской мордой и провел рукой по передним конским же ногам. Так и есть! Обходительный и скромный головорез Лангедок позаботился и о моем транспортном средстве.
Чёрт! Его ненавязчивая забота начинала раздражать. Я чувствовал себя боровом, которого холят, лелеют и обхаживают только затем, чтобы прирезать к какому-нибудь празднику. В принципе, так оно и было: меня оберегали и вели на какой-то праздник, чтоб при большом скоплении народа прирезать на какой-нибудь посыпанной песком арене.
От досады я даже хлопнул себя по бедру, злясь на этот придурковатый мир, где встречают не хлебом-водкой, а стальным арбалетным болтом, где тебя берегут только для того, чтобы пустить кишки; на эти деревья, что окружили плотным зловещим кольцом и не пойми, что за хрень они там скрывают; на это темное низкое небо, без единой звездочки, которое так и норовит придавить такого, в принципе хорошего парня, как я; на себя, в конце-концов, что умудрился оказаться не пойми где и не пойми как, а главное - не пойми зачем и что с этим делать...
Моя особенность в том, что, понимая, что всяким там озлоблением и зубовным скрежетом делу не поможешь, я быстро успокаиваюсь, хоть и продолжаю где-то там глубоко внутри конструкции под названием "Я и моё тело с претензией на душу" дёргаться.
